от Алисы, медсестра Светлана влюбилась в юного студента с первого взгляда еще тогда, когда он вывел из палаты вооруженного осколками стекол больного. А потом она не отходила от него после операции, делала перевязки и даже с ложечки кормила его куриным бульоном.
Девчонки из хирургии внимательно следили за любовным романом своей подруги, и все допытывались у Светланы, чем они занимались минувшим вечером.
– Все, как всегда, – вздыхала Светлана во время перерыва между операциями. – Вначале были показательные поцелуи перед этой врачихой и ее мужем, потом гуляли по набережной, ели мороженое в коктейль-баре, после чего через весь город он провожал меня домой на Слободку.
– А целуется-то он как? – торопила операционная сестра Люба.
– У него пальцы, как у пианиста. По позвоночнику как проведет, и я уже всё. Он точки знает, что устоять невозможно, и целуется классно.
– Ну, а дальше, что было? – сгорая от нетерпения, спросила Люба.
– Дальше ничего не было, и не будет, – махнула рукой Света. – Я ж ему на первом свидание сказала, что я – девушка, и все остальное после свадьбы. А он поверил и теперь даже не пытается. Постоял немного у ворот и ушел.
– Ты его домой пригласи. У тебя же мамаша ночами дежурит.
– Приглашала. Не идет. Неудобно, говорит, – тяжело вздохнула Света. – Обидеть боится. Говорит, что может не устоять.
– Ты и уши развесила. Врет он тебе все, – неожиданно вмешалась в разговор старшая сестра отделения тридцатилетняя Наташа. – Он по врачихе своей сохнет, Алисе. У нас все хирурги с ума сошли от нее, даже Фридман психа усмирять пошел с одеялом в руках. А Фридман наш ничего тяжелее скальпеля в руках не держал и ни в одной пьяной драке не участвовал.
– Зато Гарик им всем нос утер листком бумаги. Я как увидела бегущего по коридору окровавленного психа со стеклами в руках, чуть со страху не умерла. А Гарик бежит рядом, как ни в чем не бывало. А силища у него…
– У кого, у психа? – спросила Люба.
– При чем тут псих. Гарик как к груди прижмет, туши свет. Косточки трещат. Потом извиняется. Я то ему говорила, что мне ласковые и нежные нравятся. Но временами у него от меня крышу конкретно срывает. Я как представлю, что бы он со мной в постели сделал, до утра заснуть не могу.
– А с виду дохляк натуральный, ни мышц, ни шеи накаченной, – скривила губки Люба. – Хотя там-то у него то, что надо, выросло. Я ему укол делала и случайно потрогала. У него в два раза больше, чем у Фридмана, будет.
– А ты и Фридману укол в ягодицу делала? – подколола Любу старшая медсестра Наташа.
– Ага, он тут всем уже по уколу сделал. Но это ошибка молодости была. Сейчас я бы ни за что ему не дала, я мускулистых люблю, спортсменов. Чтобы он мышцами поиграл на свету до того, как.
– Видела бы
