рг после смерти родителей. А после неприятных обстоятельств, уехали в Москву к родному дяде Илье Сергеевичу Кабанову.
16+
ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть первая
Часть вторая
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Солнце едва поднялось над горизонтом, заливая золотистым оттенком зеленые просторы поместья Беловых. Нежное тепло окутало воздух, пробуждая жизнь в каждом уголке этого спокойного поместья. Тем не менее, в его величественных стенах царил хаос, как это часто бывало по утрам, когда ожидались важные гости. На большой кухне Марфа и Лиза суетились с рвением, которое говорило как о срочности, так и о привычности. Звон тарелок смешивается с ароматом свежеиспеченного хлеба и дымящейся каши – симфония для тех, кто скоро будет завтракать. Они шепотом обменялись репликами о ожидаемых гостях этого дня: графе Алексее Ивановиче Чепрасове и его грозной тетушке Клавдии Анатольевне Гурашвили. Тем временем в элегантно обставленном зале, украшенном нежными цветочными узорами и богатой драпировкой, Лев Николаевич Белев поправлял перед позолоченным зеркалом свой новый фиолетовый фрак. Он был человеком, привыкшим к вниманию; высокий и импозантный, но обладавший аурой, которая могла в одно мгновение превратиться из добродушной в суровую. Его жена Софья, чья красота была сродни красоте весенних цветов, стояла рядом, нервно разглаживая пальцами новое платье и украдкой поглядывая на мужа.
«Дорогая», – внезапно сказал Лев Николаевич, прорываясь сквозь озабоченность Софьи тоном, в котором слышалось скорее волнение, чем нетерпение.
«Сегодняшний день знаменателен! Мы произведем впечатление на наших уважаемых гостей!», – добавил Лев Николаевич.
За окном, обрамленным яблонями, усыпанными цветами, мягко покачивающимися под легким ветерком, раздавался детский смех, когда Петр и Александра выжидательно смотрели на природу – их юные лица светились невинностью. Однако все веселье резко оборвалось, когда Шарик – шумный черный пес поместья – яростно залаял на приближающихся лошадей, тянувших богато украшенный экипаж по гравийной дорожке, ведущей к их дому.
«Они здесь?» – недоверчиво воскликнул Лев Николаевич, бросаясь ко входу за мгновение до того, как раздался громкий стук в дверь.
Когда дверь широко распахнулась, словно сама судьба, открывающая свое лицо, – там стоял граф Алексей Иванович Чепрасов, возвышаясь над ними, как некая мифическая фигура, вызванная из древних сказаний; его рост, которому соответствовали только внушительные манеры, резко контрастировал с его миниатюрной тетей Клавдией Анатольевной, которая ковыляла за ним, как возмущенный гусь, ищущий справедливости.
«А вот и мы!» – проревел Алексей весело, но подчеркнуто серьезно. «Мы поспешили, услышав самые тревожные новости о ваших …неблагоразумных поступках!»
Софья заметно побледнела; ее сердце упало, словно отягощенное свинцовой тяжестью отчаяния, в то время как Петр и Александра обменялись недоуменными взглядами, не понимая, какое предательство скрывается за такими словами.
«Что за поступки?» Потребовал Лев Николаевич, восстановив самообладание настолько, что в его голосе недоверие быстро смешалось со страхом.
«Те, что касается мадемуазель Роше», – буднично ответил Алексей.
В то время как Клавдия Анатольевна многозначительно добавила: «Мы прибыли исключительно для того, чтобы сообщить вам, что, если вы решите жениться на этой леди – с ее значительным состоянием – вы обнаружите, что отныне наша дверь будет плотно закрыта!»
Комната сгустилась вокруг Софьи; слезы навернулись у нее на глаза, когда она внутренне боролась с шоком, вызванным не только предательством, но и страхом – ведь как она могла недооценивать Льва Николаевича? Разве он не заявлял о незнании этой женщины? Лев Николаевич запнулся среди растущего внутреннего смятения – столкновения между отчаянной попыткой финансового спасения и верностью своей жене, которую он все еще любил, несмотря на все глупости, которые могли возникнуть в отчаянном положении:
«Но я говорю правду! Мадемуазель Роше предлагает надежду на наши долги…»
Клавдия Анатольевна иронично усмехнулась: «Надежду? Возможно, мимолетное наслаждение – но знайте: ваши решения разорвут некогда дорогие узы».
Так же быстро, как они прибыли – с ощутимым напряжением в каждом вздохе – пара повернулась обратно к своему экипажу без церемоний или дальнейших объяснений, оставив после себя тишину, достаточно тяжелую, чтобы задушить мечты, когда-то лелеемые в этих стенах. Теперь один среди эха, оставляемого удаляющимися шагами, всего несколько мгновений назад наполненных оживленной болтовней – Лев Николаевич застыл, в то время как невидимые волны разбивались о берега глубоко внутри него, оставляя следы там, где привязанность встречалась с амбициями лоб в лоб,
