розовым
вычурность края.
Горизонт заслоняя, по-прежнему катятся волны
Облаков. Кто-то, кисточку нервно макая,
Водит по небу. Ночь вдохновением, звездами полным,
Убирает следы, затирает надежно надежды и страхи.
Вот и капля готова сорваться для вечности-чаши.
Клены молча срывают обрывки рубахи.
День единственной осени – осени вечной и нашей.
Сентябрь
Мои осенние пионы,
чуть-чуть поникшие к земле,
Их ржавых пятен – миллионы;
как после пира на столе —
На белой скатерти былого
видны последствия времен…
Суда небес последним словом —
прощальный осени поклон.
Как предначертано веками,
все сходится в застывший миг.
Багряно-желто-злое пламя
сметает жизни ломкий лик,
И приближается безмолвно
сугробов тихая пора.
Все будет заново. И словно
незавершенная игра,
Качают ветками пионы,
и одинокий яркий плод
На яблонь древние пилоны
мазок отчаянья кладет.
А травы снова, не жалея,
в последний теплый день цветут…
И листьев алая аллея
меняет осени статут.
Вот – нервный мряв соседской кошки
нас возвращает в этот мир.
Что показалось – понарошку;
поспевших яблок кончен тир, —
Немного грусти прилетает
с последним вздохом сентября.
Все замерло. И осень тает,
оправу вечности даря.
Первый желтый лист
Первый желтый листок на машинном стекле…
Он вздыхает о лете, о нежном тепле.
Что сорвало его? Почему он такой?
Он прощается, машет дрожащей рукой,
Шепчет нам: «Это осени зреющей след…»
И – слетает на серый асфальтовый плед.
Осень
Листья кленов, волна за волной,
Осыпаются с веток упругих.
И любовь не прошла стороной,
И хорошие рядом подруги.
Только сердце сжимает тоска,
Затаившись на донышке где-то,
И стучит тишина у виска:
«Где мое ненаглядное лето?»
Ничего для себя не хочу,
И морозы не слишком достали.
За речные рассветы плачу
Месяцами бетона и стали.
Городских суета площадей,
Да желтеющий клен в переулке.
Океаны спешащих людей —
Безысходность колесной прогулки…
Дорогие громады домов!
Вы меня приютили случайно.
В вас живут миллиарды умов,
Или в этом какая-то тайна?
Те, кто жил, кто пока что живет, —
Все оставили след и отметку.
Только
