батарею дальнобойные орудия его пасынка вместе с орудиями Сорбье прямо как в «тепличных условиях» учебного полигона безнаказанно уничтожали сгрудившиеся войска русских. Выдвинутое положение Курганной высоты лишь облегчало задачу французских канониров: их перекрестный анфиладный огонь был максимально эффективен. Все, что не попадало в батарею, накрывало плотно стоящие сзади и по бокам русские войска. В сложившейся ситуации то, что русские самоотверженно отражали пешие и конные атаки врага на редут Раевского, мало что меняло. Ведь чем дольше они держались на Курганной батарее и вокруг нее, тем больше росли их… потери, в первую очередь от французского артобстрела, значительно превосходя потери Наполеона и меняя, тем самым, общее соотношение сил в пользу Бонапарта. Противодействовать его батареям, отодвинутые назад к Семеновскому оврагу русские батареи, не могли – сектор обзора перекрывался Семеновскими высотами с их полуразрушенными флешами. Итак, на Курганной батарее в усиленном варианте повторялась по истине дьявольская задумка Последнего Демона Войны, воплощенная им на Семеновских флешах – истреблять русских издалека дальнобойной артиллерией («Я повалю их своей артиллерией!»). Оставаться на позиции означало для русских обескровливание их армии французской артиллерией; отход с врагом «на плечах» (трудно себе представить, как это можно было бы проделать, когда на тебя наседают огромные массы пехоты и кавалерии противника!?) грозил катастрофой – прорывом центра обороны и полным поражением; самим атаковать французов, имеющих превосходство во всем – смерти подобно! Снова, как и на Багратионовых флешах, русским приходилось: «Стоять и умирать!» Командир гвардейского Измайловского полка Кутузов потом докладывал: «Истребляя ряды наши, неприятельский огонь не производил в них никакого беспорядка. Ряды смыкались и были поверяемы с таким хладнокровием, как бы находились вне выстрелов». Вот она – во всей своей красе «загадочная русская душа»…
Во второй атаке на «батарею Раевского», войска Богарнэ поддержала образцовая дивизия генерала Морана из I-го корпуса Даву, в частности, пехотинцы 30-го линейного полка из бригады генерала Шарля-Огюста-Жана-Батиста-Луи-Жозефа Боннами де Бельфонтена (1764—1830). Последний лично шел во главе своей бригады со шпагой в руках, увлекая солдат за собой на вражеский редут.
Генералы Паскевич и И.В.Васильчиков 1-й со своими поредевшими батальонами кинулись в штыковую контратаку, но враг, все же, сумел ворваться на высоту и в люнет. Первым на нее буквально «взлетел» отчаянный смельчак Боннами. Завязался ожесточённый рукопашный бой: русские пушкари отбивались банниками, тесаками – чем попало! Во время этой резни генерал Раевский чуть не попал в плен. Практически вся орудийная прислуга и офицеры полегли на редуте, но не отступили.
Как принято считать, положение спасли подоспевшие на помощь и отбросившие французов солдаты 3-го Уфимского полка вместе с остатками 18-го, 19-го, 40-го егерских
