у баб могут быть такие глаза. У мужиков – никогда и нигде.
– Петенька!
И голос бабы был точно таким же. Только слабый пол умудряется вложить в одно-единственное короткое слово столько чувств, и каких! Да так умело, что любой мужик, имеющий совесть, начинает чувствовать себя виноватым, даже не зная за собой никакой вины.
Человек, сидевший за столом, невольно вздрогнул. Он хорошо знал, что предвещает такой голос любимой ненаглядной жены… «Опять начинает!» – мелькнула в измученной голове тоскливая мысль.
– Что, Симочка?
– Петенька, ну ты понял, наконец? Ничего такого не было! Привиделось тебе!
– Да как же не было?! – взмолился бывший красноармеец полка имени парижских коммунаров. – Я что, по-твоему, из ума выжил?!
Жена, горько всхлипнув, потянулась к чугунной сковороде с длинной крепкой ручкой.
– Не сердись, миленький… Это же лечение! Для твоей пользы. Доктор так сказал, а он человек ученый, врать не стал бы.
– Положи сковородку! – рявкнул муж, вскочив и с грохотом опрокинув табурет. – И так голова еле зажила! Больше ты меня врасплох не застанешь! Сволочь золотопогонная не убила, басмачи не убили, так собственная жена решила угробить?! Кому сказано, положи, не доводи до греха! Ну, Симочка… – его голос умоляюще задрожал.
– Хорошо, только согласись, что тебе померещилось! Ну же, миленький, не упрямься! Будь человеком! – по щекам Серафимы Агеевны потекли слезы.
Бывший красноармеец Пухов схватился за голову:
– Ну, а наган мой именной куда делся?! Или он тоже мне померещился?! За подписью комбрига товарища Гарбуза?
– Да мало ли куда он мог деться! Обронил где-то по рассеянности или с устатку…
– Только баба могла такое подумать!!! – тоскливо завыл муж. – Обронить боевое оружие! К тому же, именное!
– Ну, не оборонил, а в бою потерял… Или украли!
– А-а-а!!! Молчи, женщина!!! Господи, лучше бы остался в тех песках проклятых, со своим гаремом…
– А-а-а!!! Про шлюх своих вспомнил? Налево потянуло? Получай! – мгновенно взъярившись, Серафима Агеевна занесла сковороду.
И тут раздался тонкий хрустальный звон, тотчас заглушенный грубой мужской руганью. Посреди избы возникли два человека в диковинной одеже. Один из них, старый и седобородый, ухватил второго за шиворот и принялся трясти – точь-в-точь, как собака крысу, громко крича:
– Опять обмишулился, болван?! Куда ты нас перенес?! Или это – мелкооптовая база?! Ой… – у него глаза полезли на лоб при виде товарища Пухова.
В следующее мгновение трясти начали уже его, с воплем:
– Верни именной наган, ворюга!!! Кому сказано! А то худо будет! Глаза натяну… – и товарищ Пухов со свойственной солдатам прямотой уточнил, куда именно.
– Ы-ы-ы… – застучал зубами старец.
– И моргать заставлю! – договорил красноармеец.
Серафима Агеевна, ахнув
