желания не так скромны, как твои, визор, – усмехнулся чернобородый мужчина и скользнул по Плюму тёмными подозрительными глазами.
– Найди мне, Азика. Найди того, кто мне нужен и дай знать. Я буду благодарен, весьма благодарен, – просил и заинтересовывал Плюм.
– С чего ты взял, что я знаю Азика, – опять усмехнулся он, почёсывая толстую шею.
Плюм, рванулся к нему, изогнулся дугой и задрал рукав его прямой засаленной рубахи: Выше локтя чернел выжженный квадрат. Грубо, толстыми, с грязными ногтями, пальцами, мрачный человек убрал руку Плюма и, оглядываясь по сторонам, тихо, проговорил:
– Азик никому не служит, он сам по себе и я не думаю, что он захочет встречаться с визором. Слишком вы, ненадёжный народ.
– Это он решит сам, просто скажи ему, что у меня есть ключ. Мне нужен ваш лидер, а тебе – золото, не плохая сделка, а?
– Хорошо, – пробурчал незнакомец, – и добавил более воодушевлённо. – Нужен толчок для действий, твой золотой браслет на руке.
– Браслет мне нужен и самому, а вот это возьми, – сказал Плюм и, сняв с пальца перстень, протянул здоровяку.
Герт Плюм уходил в ночь, всё так же прикрываясь плащом и лишь, она знала, что задумал несостоявшийся наследник Двора, сжимая, ещё хлипкую, но уже набирающую силу, руку Мести.
Азик, живя тридцать лун и не все из них, достойно, подстёгивал свою, порой счастливую, а иногда несчастную жизнь, шпорами ночного Всадника. Там, куда тропы заросли колючими сорняками, была семья: отец, мать и две очаровательные черноволосые сестрички, слушающие его сказки на ночь. В ту страшную ночь, когда метеоритная Пыль разрушала Аркадим, болота подступили так близко, что его силы мальчика не хватило, чтобы уберечь мать и девочек от гнева стихии, проглотившей их дом. Уцелел он и отец, потрепанный и израненный, вернувшийся к чреву грязного болота из очередного ночного полёта, сделавшего его безногим калекой. Время текло, не обращая внимания на беспросветно-пьяную жизнь, ещё не старого и бывшего пиккора Тарка, но оно, каждый раз притормаживало, вытаскивая из памяти день его последнего полёта, утро расставания с дорогой женой Ливией, сыном Азиком и двумя весёлыми дочками: Анаей и Гульде. Вымучив его, не прощённой себе виной, время текло дальше – непристойными ругательствами в адрес Аркадима, словно цветущий богатый дром, хотя отчасти и разваленный, был виновником всех его бед и несчастий.
И тогда поклялся маленький Азик и скрепил заклятье словом: Однажды, богатства Аркадима станут моими. Азик рос и детская мечта и слово, данное себе самому, крепли в его упрямой душе, уже познавшей первое любовное поражение и первую страсть, нахлынувшую, как кровожадные болота во времена метеоритного вторжения. Женские взгляды не обходили стороной его мужественного загорелого лица, а их руки, изнурённые каждодневной работой, ласкали его, но он искал её – единственную и неповторимую любовь, которая ещё не посетила его горячее сердце. Что-то подсказывало ему,
