ему верить, так апатия – это их семейное кредо. – Все из-за того, что ты был вампиром? Но ты же знаешь, что никто о тебе ничего такого не думает.
– Нет, не в этом дело.
Сейчас друзья вряд ли стали бы думать о его вампирском прошлом – для них оно больше ничего не значило. Иногда, впрочем, Саймон в этом сильно сомневался. Он побывал мертвым… как же это может ничего не значить?
Но это не имело ни малейшего отношения к тому, что произошло сегодня.
Просто неправильно, что профессор Мэйхью вышвырнул Хелен из класса, как дрессированную собачку. Неправильно и то, как остальные говорили о Дивном народе – словно все фейри на веки веков виноваты, что некоторые из них предавали Сумеречных охотников.
Может, все дело было в том, что вина переходила из рода в род, из поколения в поколение. Грехи отцов падали не только детей, но и на друзей, соседей и случайных знакомых, которым не повезло уродиться с такой же формой ушей. Но ведь нельзя же возлагать вину на целый народ только потому, что вам не нравится, как ведут себя отдельные его представители! Саймон достаточно долго проучился в еврейской школе, чтобы знать, чем такое обычно заканчивается. Он уже начал мысленно формулировать для Джорджа такое объяснение, чтобы в нем не пришлось упоминать Гитлера, но тут прямо перед ним материализовалась профессор Катарина Лосс.
Да-да, именно материализовалась – с театральным хлопком и в облаке дыма. «Маги, что с них возьмешь», – подумал Саймон, хотя Катарина вообще-то не любила показухи. Обычно она старалась не выделяться, чтобы остальным преподавателям легче было забыть о том, что она маг (по крайней мере, если не обращать внимания на синюю кожу). Но Саймон заметил, что каждый раз, когда Академию посещает кто-нибудь из Нижнего мира, Катарина меняет тактику и, наоборот, изо всех сил пытается показать, что она из магов.
Но Хелен – не совсем нежить, напомнил себе Саймон.
С другой стороны, он сам тоже уже не нежить – по крайней мере, он уже больше года не принадлежит Нижнему миру. И все равно Катарина с поразительным упрямством продолжала называть его светолюбом. По ее словам, с тех пор, как он побывал нежитью, в нем осталась крошечная, незаметная, застрявшая где-то в подсознании частичка жителя Нижнего мира. Катарина всегда заявляла об этом так уверенно, словно знала что-то, о чем он сам не догадывается. После разговоров с чародейкой Саймон часто ловил себя на том, что трогает языком зубы – просто чтобы убедиться, что у него не выросли вампирские клыки.
– Можно с тобой поговорить, светолюб? – спросила она. – На минутку. С глазу на глаз.
Джордж только и ждал возможности, чтобы смыться: с тех самых пор, как Катарина превратила его, пусть и ненадолго, в овцу, он всегда немного нервничал в ее присутствии. Так что шотландец немедленно исчез, а Саймон, к собственному удивлению, вдруг почувствовал, что ему нравится быть наедине с Катариной: она-то уж точно всегда была на его стороне.
– Профессор Лосс, вы не поверите, что только что произошло на занятии у профессора Мэйхью…
Она
