иных частных решений, которые сохранялись в этих протоколах, а сам факт наличия в них записей о проводимых внешнеполитических акциях – перечней вопросов повестки дня и немногих содержательных постановлений. Вместе с тем перенесение в «особые папки» подавляющего большинства внешнеполитических резолюций подтверждало исключительность положения группы избранных, знакомившихся с их содержанием. Иерархичность протоколов Политбюро воспроизводила и акцентировала статусные различия внутри узкого правящего слоя[67].
О решении Политбюро, включенном в «обычный протокол», его исполнитель должен был узнать из посылаемой ему выписки, но также и из рассылаемого общего текста. При этом должностное лицо (или лица), ответственное за осуществление решения Политбюро, в протокольной записи не указывалось; неясно поэтому, кем и как определялся адресат направляемой выписки (вероятно, Секретный отдел направлял ее либо руководителю соответствующего органа, либо докладчику или автору записки в Политбюро). Фиксация постановления в «особом» протоколе влекла за собой персонализацию ответственности исполнителя перед Политбюро: большинство резолютивных записей сопровождалось указанием «Выписка послана т…». В тех случаях, когда постановление содержало несколько пунктов, относившихся к сфере деятельности различных партийных и государственных органов, представителю каждого из них направлялась выписка из соответствующей части постановления. Как правило, выписки по международным делам адресовались наркомам, их заместителям, членам Коллегии. Выписка могла отправляться как в московское учреждение, так и, в виде шифровки, в республиканские партийные органы (например, в Минск или Киев). В тех случаях, когда прямым исполнителем директивы Политбюро оказывалось должностное лицо, находившееся за рубежом (будь то полпред или находящийся в служебной поездке нарком), выписка была адресована одному из находившихся в Москве руководителей наркомата. Пересечь границу Союза ССР могла шифрованная телеграмма НКИД в зарубежное полпредство (текст которой мог быть утвержден на заседании Политбюро), но ни в коем случае не «выписка», сколь бы внешне бессодержательной она ни была. Единственный известный факт направления за пределы СССР выдержки из протокола Политбюро относится к началу 20-х гг. и связан с весьма специфической обстановкой. В 1922 г. нарком Чичерин в своем письме полпреду в Финляндии полностью воспроизвел фрагмент протокола с постановлением Политбюро, рекомендуя адресату не предпринимать шагов к выполнению некоторых из намеченных в нем мер[68]. Отмеченная выше краткость большинства постановлений Политбюро означала, что выписка из протокола лишь условно выполняла функцию передачи исполнителю информации о существе директивы, особенно если он лично присутствовал на заседании Политбюро. Так, выписка, направленная Литвинову (с соблюдением, надо полагать, всех мер предосторожности) по итогам «решения Политбюро» «О Чехо-Словакии» гласила: «Вопрос снять»
В этом отношении различие в статусе протоколов Политбюро оказывалось частью более общей «иерархии знания», объединявшей и вместе с тем структурировавшей партийную номенклатуру. Читатели протоколов Политбюро занимали в ней верхние ступени, за ними следовали «товарищи, получавшие протоколы заседаний ЦК», знакомить с которыми «кого бы то ни было» без «специальной оговорки ЦК» было нельзя. Обитатели более низкого уровня – недопущенные к ознакомлению с буквой «протоколов ЦК» партийные чиновники могли пользоваться «устными или письменными ссылками на протоколы заседаний ЦК», что в советском делопроизводстве «категорически воспрещалось» («Правила хранения, ознакомления и возвращения протоколов заседаний ЦК ВКП(б), установленные Секретариатом ЦК 10 июня 1927 г., действовали, по крайней мере, до середины 30-х гг. и воспроизводились на обложках протоколов Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б. Невнимание к этой иерархии, проявление неуважения к ней наказывались низвержением «нарушителя» в мрак незнания. Уезжая домой, Первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана А. Икрамов забыл в гостиничном номере копию протокола Политбюро. За «недопустимо небрежное отношение со стороны т. Икрамова к документам ЦК» «инстанция» лишила его «права получения протоколов ЦК в течение 3-х месяцев» (Постановление Политбюро об оставлении Икрамовым протокола Политбюро ЦК в гостинице «Националь» от 1.2.1933//О.В.Хлевнюк и др. (сост.). Указ. соч. С. 78). Тем самым руководители Политбюро фактически признали, что получение его протоколов есть сословная привилегия, а не деловая необходимость.
Письмо Г.В. Чичерина А.С. Черных, 6.1.1922. – АВП РФ. Ф. 0135. Оп. 5. П. 106. Д. 9. Л. 1–3.
