название. Начиная со слова «механика» – потому что на построение каких таких машин-механизмов рассчитана эта теория? Никаких машин в перспективе не просматривается, разве что в очень отдаленной перспективе. Не механика, значит, а физика.
Теперь нужно было разобраться со словом «квант». Его можно заменить словом «атом», но оно уже занято. Слово «индивид» подошло бы по своей корневой сущности, но ему хорошо на его собственном месте. А может быть, и незачем искать смысла на стороне, за пределами родного языка. «Физика неделимых» – почему нет? – хорошо выглядит на вес, и на ощупь солидно.
А слово «педофил» все-таки зря обидели. Человек перебирал слова: библиофил, скрипофил, перидромофил, даже глюкофил – ни в одном из них не было уничижительного намека на извращение. А педофилу не повезло. Но детей все-таки надо любить. А демократии не существует в природе. Человек вздохнул и обратил свое внимание к атому.
Атом представлялся ему в виде точки, не имеющей размера, но имеющей вес и определенное место в пространстве. Вообще-то было б корректней представить его как точку, как раз не имеющую определенного места, – что-то в виде размытого облака. Примерно так учила свежепоименованная физика неделимых. Но сейчас человеку хотелось определенности. Но тут уж, как говорится, что-нибудь одно – либо голова, либо шляпа.
Еще были простые, без подвоха, слова «разум», «воля», «сознание», которым хотелось найти место. Что-то из этого было на слуху и в контексте. «Разум вселенной», «разум атома» – говорил один философ, а человек слышал, а если не слышал, то мог прочесть написанное. На портрете философ был с бородой, но не лысый, и это придавало его речам убедительности.
О разуме человек не стал задумываться – непонятно, что там имел в виду старый философ. А с сознанием было вроде бы интуитивно ясно. Атом должен осознавать только факт своего существования, в этом – элементарный акт сознания. Вот, кажется, и все, но какая-то незавершенность чувствовалась в этой конструкции, чего-то не хватало. Если атом – это точка, имеющая свое место в пространстве, то атом должен осознавать это место. Не в смысле знания координат (первозданный мир, может быть, еще не опутан их сетью), а в смысле возможности отличить один атом (точку) от другого такого же, но находящегося в другом месте. То есть отличить себя от другого (для него, элементарного, это уже проблема). А кто, собственно, отличает, кто проводит различие? В этой картине неявным образом предполагается существование внешнего, объемлющего сознания, которое, собственно, только и может осуществить эту операцию. И оно как бы делегирует атому часть своих полномочий (подобно тому, как объемлющее пространство предоставляет ему место для размещения). «Сверху вниз делегирует, а не наоборот, потому что демократии нет ни здесь, ни там», – сказал человек, обращаясь к портрету бородатого философа, и тот промолчал в знак согласия.
«Но не избыточна ли эта схема по сравнению с той элементарной, к которой я стремился?» – подумал человек и снова посмотрел на портрет философа.
– Осознание
