фигуры были мягки и округлы, как у женщины, и Эдипу показалось, что пред ним предстала постаревшая, но грозная и статная Фемида. Старик поклонился, Эдип некоторое время стоял без движения, думая, что незнакомец не видит того, с кем пришел говорить. Однако, когда старик вновь поклонился, и в его поклоне, на этот раз судорожном и угловатом, сквозило явное нетерпение, Эдип неловко, удивляясь и – одновременно – впадая в резкое раздражение, приветственно кивнул. Несколько мгновений они молчали, Эдипу почудилось, будто незнакомец разглядывает его, и оттого царю, привыкшему к испуганно полусомкнутым векам своих рабов, стало неуютно. Вопреки всем правилам он заговорил первым.
– Слушаю тебя, старик. Зачем ты пришел в мой город, неужто ты несешь на плечах своих страшную чуму для моих подданных и для меня? Не думал ли ты, чем станут люди, лишившиеся Фив и спасителя своего Эдипа?
– Ты слишком торопишься, о, царь, строя поспешные предположения, не удовлетворяющие твоего любопытства и ничуть не пугающие меня, твоего собеседника. Нет, не за этим пожаловал я к тебе. Напротив, я знаю, как победить смертельную заразу, разъедающую твоих подопечных и теснящую тоской твою душу.
– Если ты намекаешь на предсказание оракула, то я не нуждаюсь в твоих толкованиях.
– Взгляни на меня: мои глаза бездействуют под этой черной тканью, разве затем пришел я, чтобы толковать предсказания, разве тебе самому не ясно оно? Я пришел потому, что знаю и прошлое, и будущее, и настоящее, знаю сердце женское и сердце мужское, и я дождусь того мгновения, когда ты пожелаешь меня выслушать.
– Черная ткань? Что можешь ты знать? Во время затмения ты делаешь попытку спрятаться, дабы луна не закрыла от тебя солнца. Ты смешон.
– Мои представления о солнце настолько истинны, что одни они лишь в состоянии затмить для меня само солнце.
– Не есть ли это признак твоего заблуждения?
– Нет, это есть доказательство того, что в действительности существую только я один. Того, что ты видишь, как и тебя самого, – нет, есть лишь мои представления о тебе и обо всем мире в целом, они и есть мир, которого не существует.
– Ты заблуждаешься, старик, хотя бы потому, что я могу точь-в-точь повторить твои слова, ведь и для меня существую только я сам, а тебя и всего остального нет и быть не может. Но чтобы ты осознал свою ошибку, я помещу тебя в темницу. Попробуй-ка, лежа на дне океана, рассуждать о цвете и силе пальмовых листьев, осеняющих прибрежный песок.
– Благодарю тебя за этот дар, о царь. Мне, познавшему блаженства мужского и женского тела, необходимо уйти подальше от действительности, чтобы ощутить наивысшее изо всех удовольствий – удовольствие отшельника. Оно способно позволить мне еще при жизни вкушать сладость погружения в Тартар.
Выслушав его, Эдип задумался. Вскоре в библиотеку вошли стражники, они почтительно взяли старика под локти и вывели прочь. Вновь усевшись возле окна
