под мостом среди бездомных, а сейчас нежит бренное тело в душе. Смывает с себя всю грязь того дня шампунем и гелем для душа, купленными по дороге сюда.
Он закинул вещи в стирку, разобравшись со стиральной машинкой не с первого раза – конечно, новые технологии пришлось изучить, но все равно это давалось нелегко.
Правда, теперь он остался без одежды, кроме ремня от джинсов и куртки. Так что не оставалось ничего, кроме как обернуть вокруг бедер. Снова пришел на кухню, чтобы взять ножницы. Кромсая черный целлофан, Стефан спиной ощущал чужой взгляд.
Когда машинка пропищала, оповестив о закончившейся стирке, Стефан развесил вещи на складной сушилке, надеясь, что утром они не будут мокрыми. Надо потратиться хотя бы на еще один комплект одежды…
В небольшой гардеробно комнаты лежал чистый комплект постельного белья. Накатывали слабость и недомогание, что закономерно для полуночи. Заправив одеяло в пододеяльник, Стефан обессиленно рухнул на кровать, словно он разгружал вагоны.
Он завернулся в одеяло и подоткнул под голову подушку, очень быстро погрузившись в сон. На задворках сознания снова вспыхнула мысль, что вчера он спал на картонк, а сейчас – в чужом доме на мягкой постели.
***
Стефан ощущал жар во всем теле. Точнее, всем телом.
Он дернулся с места, но не смог подняться, потому что руки и ноги были… привязаны к стулу.
Жар, который он чувствовал, исходил от огня.
Шею опутали холодные бледные тонкие змеи. Нет. Это были руки. Руки с изящными длинными пальцами, аккуратными ногтями. Руки, гладящие Стефана по лицу. Её руки.
– Чувствуешь ли ты моё тепло, Стефан? – Пальцы были мертвенно холодными. А при первом касании шеи вызвали дрожь.
Стефан узнает этот голос из тысячи. Пройдут сотни веков, но он никогда его не забудет. Его соловьиные переливы во время пения, смех, как звон горного ручья. Его раскатистый злобный хохот, надрывный крик. Это звучание запечатлено у Стефана на подкорке.
Аннабель.
Она опутывала руками, как веревками удавки. Она стояла за его спиной и, возможно, холодила бы её, если бы огонь не становился все ближе и ближе.
Полыхало все вокруг, и Стефан даже не мог разобрать местность, потому что огонь был, как плотная завеса. Пламя словно родилось и поддерживалось само собой.
– Моя любовь к тебе пылает, – прошептала девушка на ухо, пустив по телу стаю мурашек. Она склонилась над Стефаном близко—близко, отчего родные белокурые пряди посыпались на плечи и грудь.
И словно давили, как булыжники.
Руки Стефана были связаны, а веревки впивались в язвы, окаймленные черными корками. Только Стефан опустил на них взгляд, как аккуратные ногти на девичьих руках стали длиннее и впились в шею Стефана.
Аннабель задрала его голову, заставляя посмотреть на себя снизу вверх.
Стефана охватил приступ паники,
