слова – это ничем не подкрепленные пустые доводы. Выдумка. В детском саду, наверное, неплохие истории сочинял?
– А у тебя есть опровержение? И да, в детский сад я никогда не ходил, – парировал Ален. – Но если бы ты считал, что это действительно выдумка, то реагировал по-другому. Засмеялся бы например, послал. А то вон, занервничал сразу.
Стефан поёрзал в кресле, пытаясь расслабиться и стереть все эмоции с лица, возвращая ему привычное состояние – безразличие.
– И ты серьёзно в это веришь?
– С каждой последующей твоим действием – да, все больше и больше. На самом деле я согласен, что звучит бредово и в это трудно поверить, но иного объяснения я не вижу. Ах да, – прервался Ален, вспомнив о чём-то. Он потёр подбородок, будто сопоставлял еще одну деталь с уже имеющимися фактами, и продолжил: – В первый день в этом доме, когда мы поругались и я сказал, что ты не намного старше меня, ты вспылил. Сказал, что я даже понятия не имею, что и сколько ты пережил.
– Эти слова абстрактны, и их можно к чему угодно приписать.
– Согласен. Вообще я бы никогда не выдвинул теорию о том, что какой-то человек может быть бессмертен, если бы не увидел твои раны. Сейчас их нет, а прошло очень мало времени. Уже на основе этого я стал складывать паззл в голове.
Стефан положил ладони на предплечья, большими пальцами пройдясь по неровностям шрамов.
Он считал себя неуязвимым и виртуозно скрывающим правду, но на деле всегда был неосторожен. Он постоянно оставлял едва заметные следы – такие, что простой обыватель даже не обратит внимания. А если и обратит, как, например, Джоб, то никогда не сможет их соединить в целостную картину. Но в каждом действии, взгляде, слове Стефана при тщательном наблюдении можно найти отголосок того, что он прятал.
Стефана все считали странным, чувствуя неестественность, но никто не мог это идентифицировать.
Ален стал первым человеком, понявшим суть Стефана. И это пугало.
– Не суй свой нос в чужие дела. Зачем тебе вообще знать что-то обо мне? – сдался Стефан, понимая, что не может контролировать эмоции. Они ему не подвластны. Это он сейчас в их власти.
Стефан ощутимо нервничал. Он чувствовал себя беспомощным и уязвимым. Как открытая книга перед Аленом.
Неуютно. Хотелось закрыться и чтобы Ален больше никогда не поднимал эту тему, но Стефан знал: это невозможно.
Поэтому Стефан косил под дурачка и кормил Алена словесным салатом про «Сумерки», нёс несусветную чепуху, чтобы запутать, сбить с толку и чтобы Ален совсем забыл, зачем начал разговор. К сожалению, это не удалось и он оказался в собственной ловушке. Стефан был удивлен, что Ален сумел сохранить ясность ума.
Он опасался, что однажды эта тема будет поднята. Дискомфорт и без того приносили вопросы Джоба, но если с ними ещё удавалось справиться, то вот Ален… Он Намного более прилипчивый и бесящий.
На мгновение это показалось проблемой, высосанной из пальца. Обычно, когда дело пахло жареным, Стефан собирал скудные пожитки и навсегда исчезал. Его в этом мире ничего не держало. Он очень давно не был привязан ни к месту, ни
