взвыл он.
– Ага, – улыбнулась я, довольная эффектом, и, по примеру Лодочкина, дала дёру, моля всех богов не позволить этому мастеру снова применить телекинез.
Удача опять мне улыбнулась: из универа я выбралась без приключений, но с гнетущим чувством опасности, непрозрачно намекавшим, что приключения (те, которые неприятности) остались ждать меня в этих стенах и… точно дождутся.
Александр Штерн
Я задумчиво вертел в руках тонкую кисточку, подобранную в коридоре университета, пока хомяур расправлялся с тортом, как с тапкой, аж ошмётки во все стороны летели. Вот домработница-то обрадуется! Варвара Петровна – женщина, без сомнения, терпеливая, но за такое расточительство может и шваброй кое-кого огреть. Если поймает, конечно.
Бастиан злился, но молчал, потому что я принёс его любимое клубнично-кремовое лакомство. И вроде как хотелось ему высказать мне всё, что он думает о моём позднем приходе, но заключённая утром сделка мешала. Вот фамильяр и жрал тортик в одну харю: громко и демонстративно – аж в гостиной чавканье с фырканьем слышно было.
Поморщившись от обилия малоприятных звуков, я поднялся на мансардный этаж и заперся в кабинете – а то Баську не заслабит сюда вместе с остатками торта припереться. Если сам хомяур легко может проходить сквозь стены, когда принимает призрачный вид, торт он точно с собой не протащит.
И слава Одину! Не хватало и тут срач развести.
Около года назад мама перебралась из этого особняка в квартиру, расположенную в центре города, оставив мне дом, где они раньше жили с отцом. Поначалу я думал, что причина в воспоминаниях о папе и об их совместном прошлом, потом решил, что она таким образом надеется меня поскорее женить и понянчить, наконец, долгожданных внуков, а в последнее время начал подозревать, что дело в розовом комке шерсти, который попросту выжил её со своей территории.
Впрочем, это лишь домыслы – мама с Бастианом наотрез отказываются их подтверждать.
Сев в отцовское кресло с удобной высокой спинкой, я задумчиво побарабанил пальцами по краю стола, размышляя. Не над поведением матери или хомяура, хотя он порядком достал своей ревностью и желанием быть в курсе всех событий. И не над рабочими вопросами, которые появлялись с завидным постоянством, сколько их ни решай. Я думал о черноглазой занозе, в очередной раз сделавшей меня посмешищем. Теперь перед студентами, часть которых мне предстоит вскоре экзаменовать.
Вот как так?
Дяденькой обозвала… МЕНЯ! Да мне всего двадцать девять! Мужчина в самом расцвете сил. А мелкая «нечисть», по ошибке родившаяся девушкой, так это всё преподнесла, будто я ей в отцы гожусь. Я! Ей! Вот паршивка! Вывернула мои слова в свою пользу и сбежала. Опять! А я настолько опешил от её заявления, что даже не остановил.
Ну ничего, ничего… по расписанию у второго курса архитекторов как раз завтра сопромат – там и встретимся.
Размышляя о госпоже Чумилиной (вот уж, правда, говорящая фамилия – Чума
