внезапно сзади, и смяли нас, увлеченных дележкой, и молотили вовсю кулаками, яростно сопротивлявшихся этой невиданной несправедливости, и в злости хлестали Славку, сумевшего все-таки выхватить у них арбуз и расколоть его о землю, и вывалять в пыли мякоть, чтоб не достался уж никому. Раз не нам, то и не врагам нашим.
И дубасили Волоху с Толяном, пытавшихся отстоять меня от троих насевших сверху пацанов. А потом скрученных в злобе и ярости заставляли есть нас грязную мякоть, размазывая по лицу куски разбитого арбуза, и пинали ногами.
Чем бы все это кончилось – неизвестно, если б не отбили нас вышедшие из магазина грузчики и не погнали «шакалов» матом и затрещинами прочь со двора.
Сколько лет прошло, а до сих пор, вспоминая этот случай, я ощущаю в себе слезы обиды от той первой в моей жизни великой несправедливости. Горькие слезы, что пришли уже потом, когда все кончилось, и мы остались одни. И только Славка, буйная голова, избитый больше всех нас за дерзость свою, смеялся и приговаривал:
– Плевали мы на них, хлопцы. С высокой крыши плевали.
Но почему-то от этих слов плакать хотелось еще больше.
Артист
Он появляется во дворе задолго до начала концерта, вместе с рабочими и костюмерами, реквизиторами и электриками, суетится, бегая со сцены к ящикам на машине и обратно, хлопочет возле своего громадного подрамника, пытается помочь рабочим, его собиравшим. Те сердятся, жалуются администратору.
– Лева, посидите в сторонке. Вы вносите суматоху, – говорит ему администратор, важный и толстый.
И Лева покорно садится на какой-нибудь ящик, но через секунду вскакивает, и все начинается сначала.
– Лева, я ведь вас убедительно просил, – вновь подходит толстяк, – вы что, хотите мне всех рабочих разогнать? Вы этой целью задались, да? Неужели вы думаете, что они хуже нас знают, что делать? Они собирают эту коробку по два раза на день. Так вы мне скажите, они знают, как ее собрать хуже вас?
– Я уже ушел. Я совершенно не вмешиваюсь. Конечно, они знают лучше. Но только вот тут в уголочке… А вдруг они забудут вставить шпильку в эту петлю? Тогда подрамник сразу не поставишь на место, и от этого пострадает номер.
– Лева, успокойтесь. Все будет в порядке. Вы же видите, что ваша шпилька уже на месте, – горячится администратор.
И актер уходит, оставляя поле боя толстяку, побежденный, но не успокоенный. Номер его в программе далеко не первый, и он спускается во двор подышать свежим воздухом и собраться.
– Здрасте, дядя Лева, – приветствуем мы его хором во дворе, потому что толстый администратор уже успел несколько раз выставить нас со сцены, где мы, путаясь под ногами, в предконцертной суматохе пытаемся помочь то электрикам поднести фонари, то радисту размотать шнуры от микрофона.
– Здравствуйте, здравствуйте, дети. Будем смотреть концерт, как обычно или что?
– Как обычно, –
