ось, активно воцерковляться: освоили утренние и вечерние молитвы, стали регулярно исповедоваться и причащаться, к тому же я начал петь в приходском церковном хоре. Всё это происходило в Питере, и было нам тогда по 23 года. Мало-помалу мы втягивались в ритм приходской жизни. И тут от кого-то из церковного окружения мы услышали о Пюхтицком монастыре, о том, как там здорово, и стали вынашивать мечту хоть пару дней пожить в обители, чтобы составить своё собственное представление о монастырской жизни, поскольку прежде ни в одном монастыре мы не были. Но пока мы собирались, незаметно подошёл Великий пост, и оказалось, что время для паломничества в монастырь мы выбрали самое что ни на есть подходящее для желающих «всласть» попоститься и помолиться.
Из Питера добраться до Пюхтиц было довольно легко. В небольшом городке Йыхви поезд делал остановку на пару минут ранним утром. От железнодорожного вокзала надо было немного пройти, чтобы попасть на автобусную станцию, откуда, опять же немного подождав, можно было за каких-то полчаса доехать и до Куремяэ («Журавлиной горы») – небольшой деревушки, приобретшей некогда всемирную, без преувеличения, известность благодаря Пюхтицкой обители. Именно в этой вышеописанной последовательности паломничества из Питера в Пюхтицы всё и произошло с нами в тот день, включая невнятное предвкушение чего-то приятного, когда основательно промёрзший старенький рейсовый автобус доставил нас в Куремяэ.
Выйдя из автобуса почти напротив монастыря, у монастырского кладбища, мы не могли не залюбоваться открывшимся видом: надвратная монастырская башня была слегка подсвечена и выглядела необыкновенно красиво и загадочно; за ней угадывались мощные купола собора и сам монастырь. Было видно по всему, что зима здесь ещё пользовалась вовсю своим монопольным правом украшать снежным кружевом деревья, дома, ограды… – словом, всё, что попадало ей под руку. Любуясь открывшимся видом, мы пошли по направлению к монастырским воротам, где нас поджидало первое «искушение», в которых, как всякий паломник знает, в монастырях нет недостатка. Этим первым искушением оказались две бойкие старушки-паломницы, выпорхнувшие нам навстречу из монастырских ворот и заспешившие по каким-то своим делам. Однако, поравнявшись с нами, они неожиданно проявили к нам интерес, как будто мы попались им кстати. «В монастырь? – спросила одна из них, как будто через монастырские ворота можно было попасть куда-то ещё, кроме монастыря, и, не дожидаясь ответа, властно скомандовала: – Тогда вам надо сначала на источник. Идёмте с нами».
Мы беспрекословно повиновались старушкам и пошли вслед за ними, не получив при этом от них ни малейшего разъяснения, что это за источник, откуда он там и что нас, наконец, ждёт на этом таинственном источнике. По едва угадываемой тропинке, то и дело скользя и утопая в снегу, мы пошли куда-то в сторону от жилья, к лесу, перекладывая с женой на ходу из руки в руку свои дорожные сумки. То ли мы шли всю дорогу молча, то ли разговор по пути к источнику был не таким содержательным – ничего не осталось в памяти, о чём стоило бы рассказать. Наконец, когда мы, ощутив холод в ногах, уже вполне созрели, чтобы, распрощавшись с милыми старушками, повернуть назад, оказалось, что мы пришли на место. Перед нами чернело небольшое дощатое строение непонятного назначения, хотя можно было догадаться, что источник находился именно там, за стенами этого слабенького в архитектурном отношении сооружения. Как бы угадав наше настроение в любой момент повернуть назад, одна из старушек поспешила скомандовать: «Мы, женщины, идём первые, окунаемся, выходим, затем окунаетесь вы, мужчина», – при этом ткнула в мою сторону пальцем. Тут уже нас с женой пронял настоящий озноб. Представьте: в темень, без всякой моральной подготовки лезть куда-то в ледяную воду – к этому мы готовы не были! Наконец, сообразив, что власть этих старушек не может над нами распространяться вечно, мы, овладев собой, заявили напористым спутницам, что последовать их благочестивому примеру пока не готовы и что мы возвращаемся в монастырь. Оценив обстановку и убедившись, что они нас попросту «теряют», старушки прибегли к на редкость действенному средству: они стали нас стыдить, упрекая за наше маловерие… Правда, мы уже в это время бодро шагали в сторону монастыря и до нас доносились только обрывки фраз, но всё же испортить нам настроение им таки удалось! Слегка окоченев, мы наконец добрались до монастыря. Войдя внутрь, мы уже были настроены дать отпор любому, кто нас опять потащит или на источник, или ещё куда бы то ни было. По счастью, никто больше нами не заинтересовался, и мы, немного поплутав по незнакомому месту, смогли наконец устроиться в небольшой гостинице – на «горке» – там, где жила когда-то знаменитая для тех мест княгиня Елизавета Шаховская. Едва определившись с ночлегом в гостинице, мы сразу отправились в Успенский собор, где уже шла служба.
Войдя в храм, мы с женой пережили необыкновенно светлое впечатление от этой главной Пюхтицкой святыни. Ничего на тот момент не понимая в службе первой седмицы Великого поста, мы не могли не отметить необыкновенную атмосферу в храме. В отличие от приходской службы в таком большом городе, как Питер, где, по нашим наблюдениям, молящийся люд вынужден был терпеть во время богослужения бесконечные хождения по храму целых толп народа, явно далёкого от понимания,
