перехватила ее руку и прижала к щеке. На глаза навернулись едкие тяжелые слезы бесплодных сожалений.
– Ах, мама, ради чего я все разрушила… – прошептала она, – ради мечты о том, чего не бывает…
– Оно того стоило.
– Ты меня должна ненавидеть.
Мама быстро и коротко обняла ее за плечи:
– Да ну что ты, прекрати, глупости какие! Ты знаешь, Кирочка, вся эта пурга поначалу меня, конечно, расплющила, но зато заставила понять одну очень важную вещь. Если человек поступает не так, как тебе нравится, не так, как ты считаешь правильным, вовсе не обязательно, что он злобный идиот и порождение ада. Нет, скорее всего, он такой же человек, как и ты, просто жизнь давила на него иначе, чем на тебя. Ты ослеплен одним, он другим, у тебя жажда власти, у него инстинкт продолжения рода… Дело житейское, короче говоря. Ты имела право влюбляться и делать глупости, а что у нас за это так жестоко наказывают, так не ты в этом виновата.
– И про папу ты так же думаешь? – спросила Кира тихо, так чтобы мама могла ее не услышать.
– Про папу? – мама пожала плечами. – За одно, во всяком случае, я ему благодарна – за то, что он оставил мне время для выбора. Да – за это ему огромное спасибо. Иначе, признаюсь тебе честно, я не знаю, как бы поступила. Очень может быть, что не сидели бы мы с тобой сейчас здесь…
– А ты не жалеешь? Не скучаешь по нему?
Легко заведя руки за спину, мама развязала тесемки фартука, сняла его и аккуратно повесила на крючок.
– Скучаю ли? Как сказать… А ты, Кикуля?
Кира пожала плечами:
– Я не знаю. Иногда мне кажется, что я его не помню. Какой-то человек, рядом с которым надо было очень хорошо себя вести… – Она задумалась. – Один раз только я отвезла его в ГУМ, и он похвалил, как хорошо я вожу машину, а больше мне о нем рассказать нечего. Если посчитать, сколько времени мы провели вместе, так, наверное, и года не наберется.
Тщательно вытерев руки об уголок фартука, мама взъерошила Кире волосы и засмеялась:
– Та же самая ситуация, хоть я и прожила с ним бок о бок двадцать лет. Кто он, какой он, я об этом понятия не имела, – мама задумчиво улыбнулась. – По сути, я не была его женой, а работала супругой чрезвычайного и полномочного посла, и это, Кирочка, большая разница. Ладно, побегу. Хочу до приема еще долги по ВТЭК отписать. А ты все-таки пройдись на лыжах, проветри голову.
– Так, Ирочка, я сейчас умру, – заявила Гортензия Андреевна.
– Господи, и вы туда же, – простонала Ирина.
– Все там будем, моя дорогая. – Стоя на пороге, старушка энергично притопывала сапожками, сбивая с них комья снега. – И после трехчасового разговора с нашей дражайшей Натальей Борисовной я действительно чуть туда не воспарила. Кстати, я теперь единственный разумный человек во всем нашем большом семействе. Раньше вы тоже могли претендовать на этот статус, но больше нет. Забудьте.
Старушка
