всякий человек?
– Я утверждал лишь, что Создатель присутствует в каждом своем создании. И кузнец, и падишах вышли из одного жизненного источника.
– Как это возможно?
– Мы все сотворены не только по образу и подобию Божьему, но и несем в себе частицу Божественной сущности.
– Ты заявлял, что не испытываешь страха перед Богом. Это правда?
– Разве ты боишься тех, кого любишь? Почему я должен бояться Того, кого люблю всей душой?
По толпе прошел ропот. Кто-то крикнул:
– Тише!
– Значит, ты признаешь, что считаешь себя подобным Богу?
– Судя по всему, ты полагаешь, что Бог подобен тебе. Ты уверен, что Он так же зол, упрям и мстителен. А я считаю иначе: вместо того чтобы приписывать Богу худшие людские черты, предпочитаю верить, что частицу божественного можно найти в каждом человеке.
Один из ученых мужей, Эбуссууд-эфенди, попросил разрешения вмешаться в спор и поинтересовался:
– Ты хоть понимаешь, несчастный, что пятнаешь свои уста богохульством?
– Это почему же? – спросил Меджнун-Шейх и устремил на ученого вопросительный взгляд.
– Вместо того чтобы раскаяться в содеянном, ты смеешься над высоким судом, – процедил Эбуссууд. – Рассудок твой замутнен ересью, это ясно всякому.
– Я и не думал смеяться. К тому же между мною и тобой гораздо больше сходства, чем различий. И во мне ты ненавидишь то, что есть в тебе самом.
– Вздор! Невозможно представить двух более непохожих людей, чем я и ты! – возмутился Эбуссууд. – И твой так называемый Бог – вовсе не тот Бог, в которого верую я.
– А разве это не богохульство – рассуждать о моем и твоем Боге, словно Создатель не един?
По толпе прокатилась волна возбужденного шепота.
Верховный муфтий откашлялся и подал голос:
– Расскажи нам, каким ты представляешь Бога.
Меджнун-Шейх ответил, что Аллах отнюдь не похож на падишаха или раджу, восседающего на небесном престоле и взирающего на людей с высоты своего величия. И неправда, будто он записывает каждый наш грех на тайную скрижаль, чтобы воздать за него в Судный день.
– Бог не писец и не купец, чтобы вести учет, – заявил обвиняемый.
Не удовольствовавшись подобным ответом, ученые мужи продолжили допрос. Но с какой стороны они ни пытались подступиться к обвиняемому, тот твердо стоял на своем. В конце концов он заявил:
– Вы начертили линию и заявили, что никто не имеет права заходить за нее. Но эта линия – лишь начало моего пути. То, что вы называете харам – грязным, представляется мне халал – чистым. Вы повелеваете мне закрыть рот. Но как я могу молчать, если моими устами говорит сам Бог?
День клонился к вечеру, багровые отблески заката догорали в небе над холмами. Вдалеке, в море, виднелись огни,
