наблюдал, как, сочно брызнув, стекло небес заливает восход… Испуганные растяпы-звезды успели только подслеповато мигнуть перед тем, как их ошпарил и прогнал прочь безжалостный солнечный хлыст. Город просыпался. Вяло, с натугой, он распрямлял затекшие улицы и проспекты, хрустел суставами площадей, взъерошивал дворы и переулки. Тысячеликий великан, он неохотно поднимался, готовясь начать новый надоедливый день…
Спальные кварталы с тревогой прислушивались к себе и к тому, что было внутри и вовне их самих. Беспокойное, настойчивое биенье невесомым кружевом оплетало тяжкий, медленный стук изношенного сердца великана. Это биенье упорно рвалось наружу, искало лазейку, мечтало быть услышанным кем-то… Кем-то еще, кроме юных и беспощадных стражей одряхлевшего сюзерена в тесной короне дворцов, набережных и пустующих храмов. Быть услышанным… Зачем? Для чего? Нервное биенье не знало ответа на этот вопрос. Оно еще не знало ни вопросов, ни ответов. Оно просто – было. И жаждало, изо всех сил жаждало продолжать быть…
Миллионщица осень, щедро рассыпавшая на своем пути разноцветные ассигнации палых листьев, только смеялась над тревогами своих верных любовников и слуг. Поцелуями ветра она небрежно ласкала серую кожу безликих домов, хохотала, гоняя голубей на крышах, и уверяла, что все будет хорошо. Спальные кварталы, разглядывая себя в разбитом зеркале бессчетных луж, преданно ловили обещания осени, но впервые оставались к ним равнодушны. И впервые они поняли, что означает не верить. Они уже не верили осени, но пока еще ждали. Прислушивались. Были наготове…
День пятый
Господи боже мой! Сколько может продолжаться этот разговор?
– Нет, Рита, спасибо. Не простужена. Просто неважно себя чувствую. Приезжать не надо. Просто устала. Да клянусь я, что все в порядке! Наверное. Я могу и передумать. Ну съездите вы в этот чудный район сами! Да, не в силах! С тобой тоже много о чем можно договариваться. Я тоже каждый раз буду брать расписку! Ехать надо, если из моей тьмутаракани, то по проспекту, через переезд, вдоль забора… Нет, с джипиэсом не знаю. Да, я именно такая. И этакая тоже. Всё, пока!
Со мной и впрямь все было в порядке, но от бесконечной телефонной беседы с солирующей Риткой и гудящей бэк-вокалом Контрабасральто мне стало не по себе. Чего я, в самом деле? Друзья беспокоятся, что там стряслось с их дорогой директрисой, что она на работу не пришла? Не иначе как помирает. Да я еще пообещала отвезти их сегодня на экскурсию в мой любимый безлошадный район, но обещание начисто вылетело из головы.
Может, забыть про вредного Решетникова и поехать? Удивительно, как меня развезло от беседы с ним. Отвыкла я от жизни. Создала себе тепличные условия. Любовь, доверие…
Шваркая тапочками, я бродила по квартире. Окна, что ли, помыть. Или пол. Чем-нибудь заняться, простым и несомненным. Пожалуй, пол помою, стояние вниз головой стимулирует умственную деятельность и рост волос. Тряпка завалилась под кухонную раковину. Сев на корточки,
