моими глазами, словно два колокола… повезло еще, что не звенели…
– Да замолчи ты, наконец, – умоляю я друга, – у меня уже горло болит ржать.
– А прикинь, как у телок горло болит, когда им туда член суют?
– Все, хватит, пожалуйста…
Но Мишаня болтает до самого рассвета. Его нежная психика не может смириться с увиденной картиной. Надеюсь, этот стриптиз не останется в его голове надолго, иначе, боюсь, он не сможет наслаждаться сексом. Как-то его напугали две окровавленные медсестрички в туннеле ужасов, куда мы ходили с классом, так он до сих пор не любит белые халаты.
***
Следующий день ходим коматозные, после выпитого накануне. Но полковник быстро приводит нас в чувство, отправив всех в ледяной душ и обрадовав запретом на выход из казарм после отбоя. Наша попойка дошла до его ушей. Мы виним в этом громкоголосого Коршуна.
А еще через день мне звонит бабушка. И этот звонок выбивает меня из колеи и меняет всю мою жизнь.
Баба Марина никогда не кричала на меня. Она слишком любит единственного внука. Но сейчас она плачущим голосом бросает в меня оскорбления, и требует больше никогда не приезжать к ним, и не сметь называться их внуком, потому что… потому что я поступил безответственно, обрюхатив Аню и бросив ее.
До меня не сразу доходят ее слова. Обрюхатил? В смысле? Она беременна? От меня?
Полдня обдумываю ее слова, пытаясь созвониться хоть с кем-то, чтобы получить больше информации. Но теперь мои вызовы скидывает не только Аня, но и дед с бабушкой.
А вечером звонит мой московский дед Валера, и требует немедленно привезти обманутую мной девушку. Ведь если у меня нет чести, то он, мой дед, возьмет ответственность на себя, раз уж он вырастил такого, как он выразился, ублюдка.
Так меня еще не называли.
Срываюсь к полковнику. Врать командиру я не собираюсь. Сергей Михайлович человек серьезный, и лучше сказать ему правду. Он спокойно выслушивает меня. Я получаю четыре дня увалов.
Беру на прокат потрепанный внедорожник и несусь в Москву, не успев обдумать услышанное. Авиасообщение Крыма с Россией еще не налажено.
Аня беременна. Если это так, я не сомневаюсь, что это мой ребенок. Не могу объяснить отсутствие сомнений. Просто я уверен, что ребенок мой и все тут. Возможно, именно поэтому она и не брала трубку. Обиделась? Но ведь я звал ее с собой. И какого хера она не позвонила мне, как только узнала о беременности?
В моей голове сумбур. Я не был готов к таким новостям и не могу адаптироваться к ним сейчас. Они не укладываются в моем мозгу. Если все так, как я понял, Анюта уже на пятом месяце.
Управляю машиной автоматически. Не могу даже сосредоточиться на дороге. Не чувствую голода и усталости. В Москве, после разговора с дедом, которого мне удалось успокоить, отсыпаюсь. Меняю тачку на свой Рендж Ровер, отправляя взятое на прокат корыто назад с перегонщиком. Понимаю, что проще было лететь из Москвы на самолете только на середине пути. В Нижнем Новгороде прихожу
