style="font-size:15px;"> – Молодой – кивали они Богдану, на меня, – Не делает вещи.– Да, я еще не был изощрен в тонкостях плотских утех, но что делать, возраст, еще давал шансы на исправление- думал я.
Сам Богдан пользовался среди общепита, повышенным спросом, вероятно за рост и нездешнюю гуцульскую смуглость, и еще за природный дар. Поэтому легко догадаться, почему у него каждые два дня появлялась новая дева, а у меня годами одна. Догадывался, что просто разные люди. Совсем разные, а такие, как известно, притягиваются.
Склонность к зазнайству и звездной болезни проявилась у него сразу, когда в конце восьмидесятых, с началом ларечной торгово – закупочной эпопеи появились деньги. Зазнавался Богдан и раньше, когда недолго по отцовскому знакомству, работал таксистом, и затем по той же линии, водителем на мясокомбинате. Тогда он тоже становился вдруг жутко деловой и недосягаемый, особенно в такси, ну такой бобрище неприступный, а потом на мясокомбинате, ладно бы на колбасе, так на обычных котлетах сидел, но так закрахоборился, что не дал пацанам, на закусь с лотка, этих самых котлет. Да ладно бы без денег, так ему сверху давали, а он зажался, или зажрался, я уж не знаю, а вот не дал и все. Мне отчитываться надо говорит, то да се, так что ярмарочные хотели уже его тут же возле пошарпаного газона, уронить, и попинать, но повезло от того, что стал возить продукцию в другие магазины и на ярмарке в тот период, больше не появился. Нормальным я его помню, только когда он болевшей маме, работавшей почтальоном, помогал с разноской. Тогда он был чистый помыслами и весь в трудовом мыле. Глаза сверкали праведным огнем. Потаскаешь по подъездам полную газет почтальонскую сумку. А тогда с ярмарочными, он, конечно, что то почувствовал, и вовремя поменял маршрут. Интуиция надо заметить у него имелась, звериная. Опасность чувствовал, как травоядный в буше.
Так вот тогда он, тоже чуть хапнув деньжат, мгновенно задрал нос. Говорил с окружающими, в число которых как не странно вошли и родители, как бы нехотя, снисходительно, с трудом терпя и выкраивая время для общения. Занятый зазнайка! При этом старался не смотреть в сторону собеседника, словно опасался, что тот примет это за благорасположение и попросит денег или услугу. Таков он был трезвый. Пьяного же не остановить.
Выражение – Гуляют все! – это о нем. По пьяне, бабки улетали, без счета. А по трезвому, жадничал, жилил. Обычно выговаривал, что ему сильно некогда, а тут еще я мешаюсь. Находясь под грузом воспоминаний, о прежней дружбе, пока еще терпел его гнусавое недовольство – Ну ладно. – говорил он в нос. – Что у тебя?– Отвечал, что ничего. Просто зашел! И тут, наконец, он недоуменно поднимал глаза, и возмущенно тянул. – Ничеегооо, проооосто!?– – Да ничего! Просто зашел. – – Просто он зашел! Тогда извини дружок, мне еще за товаром надо, потом еще в одно место! Просто он зашел! – Во мне сразу так из-за его «дружка», что то гасло, а затем вспыхивало бешенством. – Дружок!?– возмутился я, вслух. – Да пошел ты на хе-ер! Со своим дружком!
