погреб? – воскликнула старая служанка.
– Нет, – сказал я наконец, – еще глубже!
Наступил вечер. Я даже не заметил, как прошло время.
– Завтра утром, – сказал дядя, – ровно в шесть часов мы уезжаем.
В десять часов я свалился, как мертвый, в постель.
Ночью меня преследовали кошмары.
Мне снились зияющие бездны! Я сходил с ума. Я чувствовал, будто меня схватила сильная рука профессора, приподняла и бросила в пропасть. Я летел в бездну с увеличивающимся ускорением падающего тела. Моя жизнь обратилась в нескончаемое падение.
В пять часов я проснулся, разбитый, возбужденный. Я спустился в столовую. Дядя сидел за столом и преспокойно завтракал. Я взглянул на него почти с ужасом. Гретхен тоже была здесь. Я не мог говорить. Я не мог есть.
В половине шестого на улице послышался стук колес. Прибыла вместительная карета, в которой мы должны были отправиться на Альтонский вокзал. Карета скоро была доверху нагружена дядюшкиными тюками.
– А твой чемодан? – спросил он, обращаясь ко мне.
– Он готов, – ответил я, едва держась на ногах.
– Так снеси же его поскорее вниз, иначе из-за тебя мы опоздаем на поезд!
Я ощутил туг всю невозможность бороться против судьбы. Я поднялся в свою спальню и, сбросив чемодан с лестницы, сам спустился вслед за ним.
В эту минуту дядя передавал Гретхен «бразды правления» домом. Моя очаровательная фирландка хранила свойственное ей спокойствие. Она обняла опекуна, но не могла удержать слез, когда коснулась своими нежными губами моей щеки.
– Гретхен! – воскликнул я.
– Поезжай, милый Аксель, поезжай, – сказала она, – ты покидаешь невесту, но, возвратясь, найдешь жену.
Я заключил Гретхен в свои объятия, потом сел в карету. С порога дома Марта и молодая девушка посылали нам последнее прости. Затем лошади, подгоняемые свистом кучера, понеслись галопом по Альтонской дороге.
Глава восьмая
Из Альтоны, пригорода Гамбурга, железная дорога идет в Киль, к берегам бельтских проливов. Минут через двадцать мы были уже в Гольштинии.
В половине седьмого карета остановилась у вокзала; многочисленные дядюшкины тюки, его объемистые дорожные принадлежности были выгружены, перенесены, взвешены, снабжены ярлычками, помещены в багажном вагоне, и в семь часов мы сидели друг против друга в купе вагона. Раздался свисток, локомотив тронулся. Мы поехали.
Покорился ли я неизбежному? Нет еще! Но все же свежий утренний воздух, смена дорожных впечатлений несколько рассеяли мои тревоги.
Что касается профессора, мысль его, очевидно, опережала поезд, шедший слишком медленно для его нетерпеливого нрава. Мы были в купе одни, но не обменялись ни единым словом. Дядюшка внимательно осматривал свои карманы и дорожный мешок. Я отлично видел, что ничто из вещей, необходимых для выполнения его планов, не было забыто.
Между
