указал на него дядюшке, он сказал:
– Только четыре мили! Четыре мили из двадцати двух! Превосходная прогулка!
Он сделал какое-то замечание проводнику, но тот, не ответив ему, вновь двинулся в путь, шествуя впереди лошадей.
Три часа спустя, держа по-прежнему путь среди пастбищ с выгоревшей травой, мы обогнули Колла-фьорд – этот окольный путь был короче и легче, чем переправа через залив – и прибыли в «pingstaoer», резиденцию окружного суда, под названием Эюльберг, когда на колокольне пробило бы двенадцать, если бы вообще исландские церкви имели достаточно средств, чтобы купить башенные часы. Впрочем, и прихожане не носят часов, за неимением таковых.
Здесь лошадям был задан корм; дальше мы поехали по узкой прибрежной дороге, между цепью холмов и морем, без остановки до Брантарской «Главной церкви», и еще на милю дальше, до Заурбоёрской заштатной церкви, находящейся на южном берегу Хвальфьорда.
Было четыре часа. Мы покрыли всего четыре мили.
В этом месте ширина фьорда была по крайней мере в полмили; морские волны с шумом разбивались о крутые, остроконечные скалы: залив лежал среди отвесных, скалистых стен, высотою в три тысячи футов и примечательных тем, что слои бурого камня перемежались тут с красноватыми пластами туфа. Как ни смышлены были наши лошади, я ничего хорошего не ожидал при попытке переправиться через этот пролив на спинах наших четвероногих.
– Если они умны, – сказал я, – они и пытаться не будут переправиться вплавь. Во всяком случае, я буду благоразумнее их.
Но дядюшка не желал ждать. Он пришпорил лошадку и поскакал к береuу. Животное, почуяв близость воды, остановилось; но дядюшка, который всегда поступал по-своему, стал еще решительнее понукать коня. Лошадка тряхнула головой и снова отказалась идти. Дядя начал сыпать проклятиями и бить лошадь плетью, но лошадка только лягалась, намереваясь, по-видимому, сбросить всадника. Наконец она подогнула ноги и проскользнула между длинных ног профессора, который остался стоять на двух прибрежных камнях, подобно Колоссу Родосскому.
– Ах ты, проклятое животное! – вскричал всадник, неожиданно оказавшийся на земле и сконфуженный, как кавалерийский офицер, вынужденный перейти в пехоту.
– Farja, – сказал проводник, тронув его за плечо.
– Как, паром?
– Der[10], – ответил Ганс, указывая на плот.
– Конечно! – воскликнул я. – Вон там паром!
– Надо было об этом раньше сказать! Ну, ладно, в путь.
– Tidvatten, – продолжал проводник.
– Что он говорит?
– Он говорит – прилив, – отвечал дядя, переводя мне датское слово.
– Во всяком случае, нам придется дождаться прилива.
– Farbida[11]? – спросил дядя.
– Ja[12], – отвечал Ганс.
Дядюшка топнул ногой, но лошади
Там (
Долго? (
Да (
