он сказал, – бросил, как бы невзначай, Зверев.
– Да, – кивнул Фёдор Гусев.
– Слопал тарелку супа да убежал. Ну, и денежки, конечно… – Его жена с горькой улыбкой щелкнула языком.
– Тата! – оборвал ее Фёдор Гусев.
– Ну что Тата-то, что Тата?
– Хватит, я сказал.
– А когда он приходил, ориентировочно? – разнял супругов Зверев.
– Часов в шесть, – пресным голосом сказала Татьяна Гусева.
– Примерно. А в чем дело? Чего вы его мурыжите? – Гусев повысил тон.
– Мы мурыжим, потому что люди погибают. – Грановский заглянул ему в глаза.
– Ну, а Стас здесь при чем?
– При том, что пока виновник не найден, абсолютно все причем.
– Ну, давайте тогда и меня проверьте. Может, это я убил, – с вызовом сказал Гусев.
– Это вряд ли, – Грановский опустил глаза.
Ниже левого колена Фёдора Гусева поблескивал в желтом свете люстры железный протез.
– Он после аварии стал такой нервный, – прошептала Татьяна Гусева, закрывая дверь за уходящими следователями. – Простите. Но Федя всю жизнь был очень активный. А теперь… представьте, каково это. Тяжело мужику без ноги-то. Даже попивать стал сильно.
Грановский понимающе кивнул. У него, правда, обе ноги были на своих местах.
– Ребята звонили. Перевернули квартиру Ермолаева. Не показывается. Мамаша его – атас, любой маньяк от нее в тюрьму запросится.
7
Одна сплошная чернота за окном. Дождь. Уныние. И кашель.
Грановский набрал номер слегка нетвердыми пальцами, чувствуя при этом, как внутри все немного сжалось. Словно из глубины организма к нему подбирался новый бронхиальный спазм.
– Что ты хотел? – раздался в трубке холодный голос Валерии Грановской.
– Ну, что-что. Просто поговорить, – неуверенно начал Грановский, – голос твой хотел услышать.
– Ты что, голос мой успел забыть? Я вот твой отлично помню. Особенно мат.
– Лера, пожалуйста… И так голова кругом.
– Не сомневаюсь. Но, судя по голосу, ты хотя бы сухой.
– Я уже два месяца ни капли…
– Ты мне это хотел сказать?
– Нет, просто позвонил, – неуклюже произнес Грановский, начиная злиться. На себя.
– Виталик…
– Прости, Лер. Не знаю, что сказать. Просто паршиво.
– Да, мне тоже.
– Лера, я тебя прошу. И Марьяшке скажи. Будьте осторожнее, пожалуйста. Ты же знаешь, что в городе творится. По темным местам не таскаться. По вечерам лучше будьте дома.
Грановский сидел в свете бра, глядя во мрак за окном. Оттуда, сквозь холод и дождь, его звали четыре жертвы, вытягивая обрубки отсеченных рук, словно говоря: смотри, что он с нами сделал.
Грановский прикрыл лицо рукой. Кашель
