style="font-size:15px;"> Мэтт немного помолчал, а потом спросил:
– Хочешь, я приеду к тебе?
Это полностью вернуло меня на землю. Спина выпрямилась, голос стал ровным, как лист бумаги.
– Нет, все хорошо – сказала я, хотя очевидно, что это было не так.
Я не могла сформулировать, что мне нужно, ни в тот момент, ни долгое время после этого, но я хотела, чтобы кто-нибудь другой знал, что надо делать, чтобы он начал действовать и проверил, все ли у меня хорошо. Короче, мне нужна была помощь, но я не знала, как о ней попросить. А возможно даже, что я и не хотела о ней просить.
Я то и дело месяцами повторяла эту ложь – «Все хорошо», – годами – «Все хорошо», – но в тот момент – «Все хорошо», – Мэтт наверняка поверил мне, потому что он не приехал ко мне.
Он не приехал ко мне.
Я ждала Майка, стояла, пошатываясь, эфирное время новостей полностью заполняли сообщения о видах облачности и об атмосферном давлении.
Когда начались пятичасовые новости, сюжет о моем отце стал главным. Смазанный снимок его желтого бунгало с высоты: разросшаяся трава, толпа соседей вокруг ленты, ограждавшей место преступления, отряд спецназа, шаривший по его участку, словно стая бесстыжих мух. Все замерло. Я будто плавала в формальдегиде, была экспонатом в виде девушки, который выглядывает из банки, и мир за пределами стекла этой банки был заторможенным и размытым. Когда я вспоминаю тот момент сейчас, то не замечаю, как грудная клетка ходит вверх-вниз при дыхании, вместо этого я замираю в ожидании.
Я нажала кнопку записи на видеомагнитофоне, чтобы у меня осталась кассета, которую я так и не посмотрела, но все еще храню и перевожу с собой всякий раз, как переезжаю в новый дом, и присела на корточки в нескольких дюймах от экрана, как будто если окажусь очень близко, то смогу узнать больше.
Когда я протянула руку, чтобы коснуться изображения его дома – места, в котором я не бывала уже четыре года, – то через самый кончик моего пальца прошел крошечный электрический разряд. Мой телевизор вдруг показался мне до смешного маленьким. Такие большие новости нужно узнавать из большого телевизора, а не из крохотной коробочки, обклеенной блестящими сердечками и звездочками, которую я смотрела с четвертого класса. Не из того телевизора, который купил мне отец.
Ведущие новостей заполняли эфир бесполезной информацией: «Нам стало известно, что мужчина владел домом в этом пригородном районе Южного Джерси и жил там». Я отчаянно ждала, что они назовут его имя. Я хотела, чтобы ведущий посмотрел прямо в камеру, ломая к чертям четвертую стену, и сказал: «Все кончено, Лиза», – чтобы я наконец убедилась в том, что мой отец мертв. Но не менее сильно я хотела, чтобы ведущие не говорили ничего, наша фамилия звучит очень необычно в этих краях, так что все, кто посмотрел телевизор, сразу же поймут, что эта новость связана со мной. Как же обидно. Обида, с которой я не справлялась годами, кипела под моей кожей, каждый сантиметр моего тела был горяч на ощупь.
