местечко и вернулся с еще одной «буржуйкой».
Когда Ашот постучался во внутренний люк, в пилотской кабине и рабочем отсеке потеплело до плюс пяти.
На переборках блестели капли конденсата, и Воронин сосредоточенно отлавливал их пылесосом – сушить воздух пока было нечем, кондиционер требовал срочного ремонта.
– Да-да! – откликнулся Николай. – Войдите!
Звякнула крышка люка, и Подолян вплыл, напуская облако пара.
– Дверь закрой, выстудишь тут все…
Ашот торопливо захлопнул люк, протер запотевший лицевой щиток, а потом догадался откинуть шлем.
– Ух, ты! Тепло как!
– Да уж, не хухры-мухры… Давай, вылазь, поможешь мне бочину залатать.
– Ой, я и забыл! Чичас!
Отпарив потоулавливающее белье, Подолян оголил рану.
– Сквозная… Чистая… Может, Гоцмана позвать?
– У него Пратт. Тяжелый.
– А-а… Тогда… Ты уж потерпи, ладно?
– Да уж потерплю…
Промыв рану заживляющим раствором, Ашот осторожно залепил ее тампопластырем.
– До свадьбы заживет! – бодро сказал он.
– Спасибо, доктор… Так, наводишь здесь порядок, а я в кают-компанию прогуляюсь.
Воронин натянул пустолазный скафандр Гуань-чэна, тесноватый, зато целый и чистый. Отшлюзовался и выплыл в остаток коридорного отсека.
Пола не было, покореженная металлическая дорожка висела, перекрученная и продырявленная, словно хлипкий мостик над грузовым отсеком внизу, откуда торчали гнутые балки каркаса с остатками обшивки.
Внешний борт присутствовал, но со множеством пробоин.
Постарались америкосы…
Самое интересное, что свет горел, правда, аварийный, красный, и не везде.
Красное и черное… Мрачновато.
Николай сжал зубы и засопел.
Гуань-чэна жалко. Вредный был, но мужик стоящий.
А ученая братия? За что ее?
Летели, радовались…
Господи, какие все-таки сволочи! Из-за своей сраной политики столько людей погубили, ни за что, ни про что…
– Штурман, ты в кают-компании?
– Так точно. А ты?
– В коридоре.
– Ныряй вниз, как бы к камерам-хранилищам.
– А-а… Где аварийный люк?
– Точно. Емкости со смолопластом хватило только-только, тут пробоины мелкие…
– Понял. Сейчас я…
Осторожно спустившись через пролом в переборке, Воронин оказался в развороченной камере-хранилище.
А вот и люк.
Откинув крышку, Николай проник в кессон.
Вскоре он перешагивал высокий комингс салона, или кают-компании, как его привыкли называть пилоты.
Все были здесь – и уцелевшие пассажиры, и Царев.
Генка трудолюбиво копался в кислородном регенераторе, а Зайченко висел под потолком, старательно металлизируя
