помощи няни, я наконец-то смогла вернуться к работе. Проект был закончен. Оставалось лишь максимально серьёзно подготовить себя к презентации. Вызубрить всё до единого знака. Научиться держаться спокойно. Уверенно. С лёгким нахальством, сродни повелению моего куратора.
Следовало привести себя в идеальный порядок. Ведь, никто не должен усомниться в моей способности выиграть тендер; занять новую должность. Никто не должен заподозрить, что порой я работаю ночами, попутно качая на руках неспящую дочь. Никому не должна прийти мысль, что я не осилю возложенные на меня обязательства и перспективы. Никому. Ведь я сама выбирала этот путь. Остаётся бороться за своё право идти по нему и беспрепятственно следовать конечной цели.
Для Экспо в остатке полтора месяца. Мысли то и дело крутились вокруг этой темы. (До возвращения Макса на один месяц больше. Немного. Но всё же.). Нервозность растет. Одновременно с ней усиливается мнимая уверенность, порождаемая заученной фразой, произносимой сто раз на дню, точно мантры: «Я смогу это сделать. Во что бы то ни стало!». (И признаться Максу. Тоже. Смогу. Но позже… Это далеко не вопрос расстановки приоритетов. Просто… С холодным рассудком. Вначале дело. Никак не наоборот. Иначе… пиши пропало.)
– Молодые люди, не хотите проветриться? – вытягивает из некой паузы Мария Тимофеевна.
Димка что-то рассказывал фоном, пока я отвлеклась на свои дела. Голос стих. Не знаю, сразу ли я это заметила? Вернувшись взглядом к Верховцеву, наткнулась на «задумчивого истукана» Его гложет время не меньше моего. И не поймёшь: одинаковая у нас причина или разная.
– Чего сидеть-то в четырех стенах? – заботливо продолжает няня. Лаская слух мягкостью голоса. – Погода прекрасная. Алиса Дмитриевна уснула. Моё время ещё не закончено и у вас на перезагрузку есть свободных полтора-два часа.
– Милая моя женщина, в вашем предложении считывается скрытый подтекст, – будто проснувшись от долгого сна, распаляется в улыбке Верховцев. – Вы устали от нашей дружной компании или же всё менее прозаично?
– Я бы отметила в монологе нотку сводничества, – комментирую посредственно, замечая озорной блеск, коим отзываются мужские глаза.
– В таком случае замечу, что всегда могу задержаться, – парирует с мягкой улыбкой моя помощница, даже не стараясь опротестовать сложившееся впечатление. – Мои дети выросли и разъехались. У всех свои семьи. А муж не в том возрасте, чтобы нуждаться в постоянной опеке.
– А я в том, – подтрунивает Верховцев, буквально срываясь с места. – Прямо глаза открыли. Эх, чтобы я без вас делал, моя дорогая? – театрально приобнимает, бесцеремонно целуя в щеку, зардевшуюся краской женщину. Моментом оказывается рядом со мной, увлекая в сторону выхода. Проговаривая на ходу подобием скороговорки: – Сто лет не гулял по вечерней набережной в компании привлекательной девушки. Это безобразие
