в чужую веру, не то налогами, не то постоянным отъемом земель в пользу чужой церкви, словом, дела запутанные, и никоим образом жителей самой империи не касавшиеся. Разве что во время той войны глашатаи на площадях всякий раз живописали победы доблестных воинов, приводили ужасающие цифири потерь туземцев, рисуя картины всеобщего хаоса и разрухи, особенно среди тамошних жалких и тщедушных вождей, что усердно искоренялись карательным корпусом. За несколько недель стремительной войны все было кончено: острова перешли под контроль сначала военачальника Заварзы, получившего за это звание младшего генерала, а затем одного из континентальных правителей, щедро одарившего империю золотом и мехами, а императора, ко всему прочему, красавицей женой и еще двумя или тремя наложницами. Об этом не возглашалось на площадях, но передавалось из уст в уста, в качестве особой гордости, от слуг, приближенных к простецам, жаждущим хоть так причаститься к императорской славе и могуществу.
Народ по тому времени очень тепло и с большим приятством относился к молодому императору, отчасти из-за того, что уж очень много казней устраивал новоиспеченный монарх, все больше над вельможными чинами, на потеху простецам, в качестве определенного уравнивания всех сословий перед лицом единого вседержителя. Вот только в последнее время еще перед восстанием нганасанов…
Нет, это определенно не ветер, занавеску качнула женская рука. И почему ему думается сейчас о ней, непонятно. Абаим встряхнулся. Надо готовиться к битве, а не рассуждать.
Страж несколько раз встречался с подаренной за карательный поход супругой владыки. Ну как, встречался… видел, когда паланкин проносили мимо, в дни, означенные ей для прогулки. Ладно, попасть в Тайный замок не всякому вельможе невозможно, но еще и доступ на женскую половину, где проживали жены и наложницы самодержца, запрещен всем, кроме самого господина императора и нескольких евнухов. И только во время прогулок возможно, хотя бы умозрительно, увидеть небесный лик супруги.
Кажется, пару раз ловил на себе ее взгляд… думал, что ловит, ведь ей также запрещено не только встречаться с мужчинами, но лицезреть кого-то, кроме мужа и повелителя. Посему, когда ее паланкин выносили из Тайного замка, простецам обязывалось падать ниц, дабы не видеть ничего, кроме ног носильщиков. Даже жителям дорогих домов, мимо которых она проезжала, запрещалось открывать ставни. Будучи сотником, он охранял часть ее пути – от галереи до моста – и иной раз не мог не посмотреть в сторону неспешно проплывавших окон, забранных изящной бронзовой решеткой, изображающей розовые кусты, и закрытых газовой тканью. И несколько раз видел, определенно видел, как она поднимала голову и смотрела в его сторону. Вглядываясь в полутьму паланкина, он не мог ошибиться.
Наверное, еще одна причина, по которой он отправился пытать судьбу, воистину пытать, ибо стать ближе не значило получить доступ. За месяц, проведенный
