подобного разговора. Сейчас же твой сон заставил меня изменить решение…
– Я вспомнил сон в мелочах именно сейчас, покидая тебя, почтенный, – перебил его начальник стражи. – Но почему сегодня, в эту ночь?
– Сны никогда не лгут, – сердечно положив руку на плечо собеседника, продолжал Сабаней, подводя Абаима к заваленному рукописями столу. – И виденный не так давно сон мне представляется основой основ твоего дальнейшего существования в нашем мире, твоей истинной целью и самим предназначением. Да-да, не более и не менее. И то, что ты вспомнил о сне именно сегодня, также немаловажно во всей этой истории. И, что я рассказал тебе, тем паче.
– Но я не понимаю тебя, мудрец…
– Пока не понимаешь, но ежели посидишь тут, вот на этом ложе, хотя бы часок, я постараюсь, как могу быстро, построить карту твоей судьбы. Ежели мои выкладки в отношении императорской карты не лгут, а они не должны лгать, сколько ж не лгали, вот тогда… – он поднялся, заходил по комнате. – О, нет, лучше уж начну. Нет, лучше… нет…
Сабаней несколько раз усаживался за стол и немедля вскакивал, трепля волосы и подтягивая слишком широкие штаны. Вспомнив, наконец, о своем виде, о приличиях, надел простецкий полосатый халат, запахнул его, снова уселся, но уже через полчаса внезапно вскочил со странным вскриком или всхрипом, и не разобрать было испугавшемуся начальнику стражи. Попросив побледневшего Абаима не покидать комнату до поры, до времени, он бросился вон, изрядно перепугав и прислуживающую по дому рабыню, хотевшую узнать насчет запоздалого ужина, прикрикнул на нее, повелев исполнять всякое слово гостя, и тотчас исчез, только перестук деревянных сандалий затих вдали.
Вернулся Сабаней не один, он привел с собой советника по делам провинций, казначея, а также гадателя последнего, буквально замершего на пороге, едва его взгляд остановился на Абаиме. Все трое немедля подошли к столу имперского астролога, вспомнив про гадателя, воззвали к нему. Велев начальнику стражи сидеть недвижимо за чашкой кофе, только гущу потом передать гадателю в неприкосновенности, сгрудились в противоположной части комнаты, у стола, изредка поглядывая то на стража, то в окно, покуда советник не порекомендовал немедля занавесить его «от дурных глаз» да получше. Начальник стражи сидел, ерзая на враз показавшемся жестким ложе, точно вновь пребывал на встрече у государя, понимая, насколько важно каждое слово, оброненное втихую собравшимися, и что, как бы ни повернулось дело, что бы ни показала карта, сочиненная ведунами, будущее его уже изменилось, и, скорее всего, самым решительным образом.
Сколько времени продолжалось это сборище, Абаим сказать не мог. Он и так пребывал не в своей тарелке, видя, какой переполох поднял его рассказ у первых людей страны, изучавших пристально не только его, но и государеву судьбу. А ведь императора всем жителям государства надлежало
