style="font-size:15px;"> – Ну, тогда до завтра, односум, – попрощался Суздалев и, слегка толкнув извозчика в спину, сказал: – Трогай.
– Стой, – опомнился Билый, протягивая мешок. – На вот, возьми. У тебя целее будет.
– Хорошо! Нам это ой как понадобится! – Суздалев принял мешок с выигрышем и положил его рядом с собой.
Извозчик хлестнул полусонных лошадей, и, цокая копытами, те помчались по мостовой.
Через полчаса Микола входил в парадную гостиницы. Портье, дремавший здесь же, на диване, проводил его сонным взглядом и вновь окунулся в свой сон.
Глава 7
Свернув с Невского проспекта, извозчик направил лошадей по брусчатке. Дорога пошла вдоль реки.
– Светло как днем, не так ли, любезный?! – заметил отрешенно Суздалев.
– Да, барин, правда ваша. Белые ночи. И фонари не нужны, – отозвался извозчик.
– Останови, братец, – повелел граф. – Хочу пройтись немного. На вот тебе.
Иван запустил руку в мешок и вытащив, крупную купюру, протянул ее извозчику.
Тот опешил от щедрости барина и недоуменно уставился на него.
– Купишь лошадям доброго овса, себе водки хорошей! Почитай, я сегодня заново родился. За это и выпьешь.
– Благодарствую, барин! – радостно воскликнул мужик. – Всенепременно! С удовольствием!
– Будь с Богом, любезный, – сказал напоследок граф. Извозчик снял картуз, поклонился Суздалеву и крикнул лошадям: «Но! Пошли, залетныя!» Лошади рванули с места рысью, и вскоре цокот их копыт растворился в ночном воздухе столицы.
Суздалев постоял минут пять, смотря с высокого берега на медленно текущие воды реки. Жадно втянул сырой петербургский воздух.
Пахло свежо, и от реки тянуло тиной. Холодный ветер прояснил голову. Внезапно родившаяся мысль заставила вернуться на Невский. Иван послонялся по проспекту, то буравя толпы праздно шатающихся зевак, то бредя, как чумной, но знакомого силуэта больше не видел. Под ногами скользила мраморная плитка, и узоры никак не складывались в причудливые картины.
«Пора домой!» – подумал граф.
Накатила унылость.
Старая рана в ноге предательски не к месту заныла, а шрам на щеке нестерпимо захотелось почесать. Сдержался. Надо побороть в себе первые признаки волнения. До боли в пальцах сжал серебряный набалдашник трости.
Суздалев старательно улыбался малознакомым столичным франтам и понимал, что ничего не может поделать со своей мимикой – уголки рта предательски ползли книзу. А всегда лихие усы, закрученные для бравого вида, теперь раскрутились, щекотали ноздри и вызывали слезы отчаяния.
«Упустил! – твердил про себя граф. – Не везет!»
Он замер у фонарного столба и залихватским свистом подозвал к себе извозчика. Метнулось три экипажа. Но первым был улыбчивый молодец. Под сюртуком красная рубаха, картуз лихо заломлен на правую сторону. Из-под лакированного козырька вьется густой черный чуб.
– Цыган, что
