style="font-size:15px;"> – Выпить нам надо, – сказал Захаров, растягивая меха гармошки и понуждая тем своего соседа, маленького рыжего еврея с лопухами ушей на большой голове, отодвинуться в сторону. – А то здесь кроме жидовской пейсаховки мадам Дымшиц и выпить-то нечего. А ну-ка, брат Курашкин, споем нашу любимую, про Стеньку. Он ихнюю иерусалимскую породу страсть как не любил.
Державший в руках балалайку малоросс с запорожскими усами ударил по струнам и на пару с Захаровым затянул «Есть на Волге утес…».
– А был ли ты, товарищ, на Волге? – спросил Захаров, вдруг перестав играть.
– Не был, – признался Артемий Иванович. – Но однажды дворянина одного астраханского поймал.
– Так ты, товарищ, против помещиков-мироедов боролся?
– Боролся немножко, – засмущался Артемий Иванович. – Так вам бомбов-то не надо?
– О! Сам делаешь?
– Сам. Из этого… из трепла.
– Так ты умелец-бомбоделец! А не знал ли ты часом героя Кибальчича?
Артемий Иванович жутко перепугался. Как-то по первости в Женеве он пытался выдать себя за брата Кибальчича, но вышло все как-то нехорошо, и от этого ему пришлось отказаться. Если им и про это известно, то не дошли ли сюда сведения об истории с лягушками?
– Нет-нет, – торопливо сказал он. – А бомбы изготовляем, и отменного качества. Оптом брать будете?
Захаров встал, положил на стул гармошку и, подойдя к Артемию Ивановичу, хлопнул тяжелой рукой Владимирова по плечу. Он был рад встретить родственную душу, даже его засаленная борода распушилась веером.
– Вот это да, вот это я понимаю! Это по нашему, по-русски! Рвануть ихний Парламент динамитом к чертовой матери! А кого вы, товарищ, уже привлекли к нашему делу?
Вопрос поставил Артемия Ивановича в тупик. Он чувствовал какую-то некачественность в том, что единственным сагитированным человеком был Дымшиц. И эта некачественность проявила себя сразу, как только Владимиров сообщил о Дымшице Захарову.
– Нет, товарищ, увольняйте меня, – объявил тот. – Я с этой жидкостной натурой дела иметь не буду. В этом клубе кроме брата-славянина, Тараса Курашкина, ни одного стоящего человека нету!
Захаров формально не принадлежал к социалистическому клубу, более того, он на всех углах провозглашал себя анархистом, однако в клубе он пришелся к месту, так как его неприкрытое юдофобство было хорошим средством от тоски по покинутой родине.
– Чи давно вы приихали до Лондону? – с интересом спросил Артемия Ивановича Курашкин, когда его посадили между хохлом и лопоухим евреем.
– Порядочно, – ответил Артемий Иванович, вспомнив о конспирации.
– Чего, Тарас, к человеку пристал? – воскликнул Захаров.
– Вас як кличут?
– Артемием.
– Так просто Артемием? – настойчиво продолжал выспрашивать хохол.
Почувствовав такой пристальный интерес к своей особе, Артемий Иванович насторожился.
