молодая женщина, утратила всю веселость. Она стала нервной, мрачной, глядела исподлобья и непременно обижалась, как только что-то было сделано поперек ее слова. Дана и раньше была непростой, и за все пять лет, что она жила с ними в тереме, Святослав говорил с ней не чаще, чем того требовали приличия. Она не настаивала.
На отцовом смертном одре Дана поклялась быть матерью Святославу, но, стоило князю спокойно испустить последний вздох, все вернулось на круги своя. Княгиня держалась особняком, почти не заходила на мужскую половину, а Святослав и сам старался с ней не встречаться. Правда, только прошла пора горевания, княгиня стала искать встречи с пасынком. Может, смерть отца лишь теперь пустила корни в ее разуме и перестала виться утренней дымкой. Так или иначе, сочувствия ее утрате Свят не испытывал, как не ощущал сопереживания своей потере. Не искал он и утешения в объятиях девушек, которые первое время еще стремились развеять его тоску, но потом и сами стали сторониться будто одичавшего княжича. Теперь он только и думал о том, как с первой осенней листвой станет совершеннолетним и отправит мачеху на самый дальний хутор, лишь бы не видеть больше ее кошачьих зеленых глаз и кумушек.
Иногда через слуг Дана передавала Святославу гневные послания, в которых корила за вылазки в город и раздачу еды, но на этом все заканчивалось. Пока недавно княгиня сама не явилась к нему.
Святослав налегал на весла и вспоминал вчерашний вечер. Он допоздна засиделся за оставшимися от отца книгами, с трепетом переворачивая страницы, как вдруг в дверь постучали. Воровато оглянувшись, княгиня протиснулась в светлицу, словно боясь, что кто-то из слуг или кумушек увидит ее.
Темные брови удивленно взметнулись вверх, будто она надеялась, что ее пасынок спит. Святослав замер, как мышонок, застигнутый врасплох змеей. С толку сбивал ее вид: после похорон отца княгиня облачилась в траурные одежды и не снимала их, беспрестанно причитая о своей вдовьей доле, но теперь она стояла в праздничном сарафане, расшитом блестящим узором, румяная, с разноцветными лентами в длинных черных волосах. Ей было около тридцати лет, а она так и не смогла подарить покойному мужу ребенка, за что все слуги с жалостью смотрели на нее и ее тонкую талию, которую та подчеркивала плетеными поясами.
– Ну, здравствуй, Святослав, – произнесла она.
– И тебе доброго вечера, Дана.
Она чуть дернула ртом, давя недовольное хмыканье. Святослав так и не стал величать ее матерью, а она быстро оставила попытки стать для него кем-то большим, чем мачеха.
– Я хотела с тобой поговорить. Позволишь?
Святослав кивнул, указывая на лавку. Княгиня села так, что подол коснулся его ноги. Юноша хотел отодвинуться, но княгиня мягко, словно умоляя, удержала его за руку. Свят замер, но по позвоночнику разлилось напряжение, как происходило всякий раз, стоило княгине дотронуться до него.
– В чем дело? – он уткнулся взором в буквы
