по-прежнему висел европейский календарь, с которого давно уже никто не срывал листков.
– Сестрица, постель готова, – чуть слышно произнесла Айко.
– Спасибо, – так же ласково поблагодарила Йоко и встала с Садаё на руках. Голова у нее закружилась, и снова из носа пошла кровь, капая на платьице Садаё.
9
Грязно-серые тучи, будто освещенные изнутри мрачным таинственным светом, сплошной пеленою затянули небо. Вода в Токийском заливе стала густо-зеленой, и по ней с легким шумом перекатывались невысокие волны. Наступило двадцать пятое сентября. Ветер, дувший накануне с такой силой, стих, и сразу стало душно, как летом. Улицы Йокогамы напоминали изнуренного долгой болезнью рабочего, который, тяжело дыша, бредет под моросящим дождем.
Постукивая носком ботинка по палубе, заложив руки за пояс и упорно не поднимая глаз, Кото, словно размышляя вслух, говорил Йоко, что передать Кимуре. Йоко слушала его с притворным вниманием, а сама в это время с пристрастием критика разглядывала доктора Тагаву и его жену, окруженных толпой провожающих и едва успевавших отвечать на приветствия. «У профессора глаза какие-то сонные, – думала Йоко, – а у жены костлявые плечи». Довольно широкая верхняя палуба была заполнена родственниками и знакомыми Тагавы, празднично оживленными и шумными. Госпожа Исокава, вместо того чтобы находиться подле Йоко, не отходила ни на шаг от госпожи Тагавы и с видом услужливой доброй родственницы расточала приветствия и благодарности чуть ли не половине провожающих. Она ни разу не взглянула в сторону Йоко, будто забыла о ней. Тетка Йоко поручила своего слабоумного ребенка, похожего на паука, маленькой няньке, а сама держала саквояж и сверток Йоко, которые, казалось, вот-вот выпадут у нее из рук, и, разинув рот, смотрела на блестящую толпу, обступившую чету Тагава. Старая кормилица Йоко, бледная от страха, стояла у дверей салона и украдкой поглядывала на Йоко. Она то и дело прижимала к покрасневшим глазам сложенный вчетверо огромный платок и всем своим видом будто хотела сказать: «Знаю я эти пароходы, хоть и большой, а все равно пароход». Остальные пассажиры, словно подавленные величием супругов Тагава, скромно стояли поодаль.
Госпожа Исокава знала, что Йоко поедет на одном пароходе с супругами Тагава, и обещала познакомить ее с ними. Тагава был хорошо известен в юридическом мире, но как политический деятель ничего собой не представлял. И если имя его было широко известно, то лишь благодаря слухам, ходившим о его супруге. Йоко тонко разбиралась в людях и очень настороженно относилась к тем, в ком подозревала своих будущих врагов. Присмотревшись к госпоже Тагаве, Йоко составила себе представление о ней как о женщине столь же самоуверенной, капризной и тщеславной, сколь бесцеремонной. Трусливая хвастунья! Она, как видно, ни во что не ставила своего мужа, относилась к нему свысока, хотя во всем от него зависела. Йоко взглянула на ее костлявые плечи и невольно усмехнулась, именно такой она себе и представляла госпожу Тагаву.
– Сейчас трудно обо всем
