как смотрят на человека, которого до сих пор знали только по имени, но глубоко уважали и которого наконец-то посчастливилось увидеть. Затем тут же, не смущаясь присутствием госпожи Тагавы, она кокетливо взглянула на ее мужа.
– Ура супруге доктора Тагавы! Ура! Ура! – раздались на набережной приветственные возгласы, еще более громкие, чем в адрес самого Тагавы. Люди размахивали зонтами, шляпами. Госпоже Тагавк пришлось отвести глаза от Йоко. Она помахала платком с кружевной каймой и улыбнулась толпе самой любезной улыбкой. Стоявший рядом с Тагавой молодой господин в отличном сюртуке с красным цветком в петлице, улыбаясь, точно все эти приветствия относились к нему, высоко поднял шляпу и крикнул: «Ура!»
Суета на палубе усиливалась. Служащие и матросы озабоченно сновали между пассажирами и провожающими. С палубы первого класса было видно, как провожающие в третьем классе, подгоняемые старшим стюардом, вереницей спускаются по сходням. Навстречу им, поблескивая мокрыми зонтиками, бежали матросы, которые были свободны от вахты и получили разрешение сойти на берег. Их европейская одежда отличалась смешным щегольством: шляпы, пиджаки, брюки, галстуки, ботинки никак не сочетались между собой. Смешиваясь с шумом, теплый, слегка пахнущий машинным маслом пар окутал людей на палубе. Лебедка на носу парохода умолкла, и люди вдруг оглохли от наступившей тишины. Громкие голоса матросов, перекликавшихся между собой, рождали у пассажиров тревожную мысль – уж не случилось ли какой беды.
Последние минуты перед отплытием всегда бывают особенно суматошны. Близкие друзья не могут оторваться друг от друга и от волнения неспособны высказать то, что у них на сердце, те же, кто пришел проводить лишь из вежливости, рассеянно глядят по сторонам, захваченные общей суетой, и теряют из виду своих знакомых. Перед Йоко вдруг стали появляться какие-то люди. Пробормотав приличествующие случаю прощальные слова, они торопливо сходили на берег. Несмотря на сутолоку, Йоко заметила, что взгляд Тагавы то и дело останавливается на ней, и, коротко отвечая на приветствия, старалась принять наиболее привлекательную позу и придать лицу выражение наивности. Дядя и тетка с видом могильщиков, благополучно доставивших гроб к могиле, передали Йоко вещи, поспешно и очень сухо простились с ней и, обгоняя всех, стали спускаться по сходням. Йоко мельком взглянула вслед уходящей тетке и поразилась: надев платье старшей сестры, матери Йоко, тетка оказалась как две капли похожей на нее. Это покоробило Йоко. Но она тут же удивилась, что подобные мелочи могут занимать ее сейчас. Однако ей не пришлось долго размышлять об этом. Подошли еще какие-то родственники, проговорили нечто вроде напутствия, поглядели на нее не то с жалостью, не то с завистью и как призраки исчезли не только из глаз, но даже из памяти Йоко. Четыре школьные подруги Йоко – кто с простой прической на европейский лад, какую носят учительницы, кто с аккуратной «марумагэ»[18] – говорили ей что-то, но слова их принадлежали другому миру, теперь совершенно далекому от
