а в голове все еще крутится ультиматум, который я получила ранее.
Я должна придумать, как оплатить оставшуюся часть обучения в этом семестре, иначе меня отчислят.
Кто-то громко свистит, и этот звук перекрывает гул разговоров и ритм музыки. Я поворачиваюсь и вижу, как одна из танцовщиц заканчивает свой танец, подмигивает толпе и собирает чаевые, прежде чем уйти со сцены.
Черт, если бы я только могла так делать.
Танцовщицы зарабатывают, наверное, в десять раз больше, чем я. Даже те, кто не так популярен, к концу вечера обычно уходят с кучей наличных. Формально посетители должны давать мне чаевые за то, что я подаю им напитки, но большинство из них сохраняют мелочь, чтобы швырять ее танцовщицам или засовывать им в стринги, так что я зарабатываю немногим больше той почасовой оплаты, которую платит мне Карл.
Пока я ставлю поднос с напитками на столик в глубине зала, эта мысль заседает у меня в голове, и я прикусываю губу, когда возникает дикая, безумная идея. Прежде чем я успеваю отговорить себя, я ставлю пустой поднос у бара и, сделав глубокий вдох, направляюсь в заднюю часть клуба, в кабинет босса.
Дверь приоткрыта, и я заглядываю внутрь. Он сидит за столом и смотрит прямую трансляцию из зала клуба. Наблюдает за танцовщицами, скорее всего.
– Эм, Карл? – спрашиваю я, стуча в дверной косяк. – Могу я с тобой поговорить минутку?
Когда я открываю дверь шире, он переводит взгляд на меня, немедленно вспыхивая раздражением. Карл Глисон – директор «Сапфира», и никаких вопросов, почему именно он руководит стриптиз-клубом, никогда не возникало, учитывая его «дружелюбность» с девочками-танцовщицами, а также тот факт, что на его компьютере всегда идет прямая трансляция прямо со сцены. До того, чтобы шнырять по раздевалкам и исподтишка зыркать на голых девчонок, ему осталось совсем чуть-чуть, рукой подать. И я даже думать не хочу, чем он занимается тут, в своем кабинете, пока никто не видит.
– Уиллоу, – приветствует он меня, и в его голосе уже слышится раздражение. – Чего ты хочешь?
Желудок сжимается, кожу покалывает от волнения, но я поднимаю подбородок и иду ва-банк.
– Хотела спросить, может, я смогла бы начать танцевать? Мне нужны деньги.
Этот вопрос определенно привлекает его внимание, брови поднимаются к линии залысин. Пристальный взгляд пробегает по моему телу сверху вниз, и во всем этом сканировании есть нечто пренебрежительное и грубое одновременно. Я чувствую, как он рассматривает каждый изгиб и каждый шрам, и борюсь с желанием прикрыться.
Наконец, он качает головой.
– Нет, – говорит он, задерживая взгляд на заметных участках шрамов. – У тебя хорошая фигурка, но никто не захочет видеть это дерьмо. Мужчины, которые приходят сюда, уже пытаются сбежать от уродливых, ворчливых сук, на которых они женились, поэтому они хотят посмотреть, как красивые телочки трясут тем, что у них есть, на сцене. А не наблюдать
