не помню имени девушки, мне не нравится ее лицо, поэтому я и трахаю ее вот так. На ее лице слишком много всего. Отвратительно яркий макияж, да и вообще все в ней кажется охренеть каким фальшивым: от обесцвеченных волос с темными корнями до сисек, похожих на шары для боулинга. Ненавижу это дерьмо. Но киска у нее достаточно тугая. И пусть ее крики и стоны такие же ненастоящие, как и все остальное в ней, я чувствую, как яйца напрягаются, и знаю, что скоро кончу в нее.
– Ох черт! – стонет она. – Да, сука, да! О, как же ты хорош!
Эта хрень будто прямиком из порно, и даже не очень хорошего. Ее крики – явный перебор, и слушать ее высокий, с придыханием голос безумно бесит.
Я меняю угол и резко вхожу в нее, ударяя в нужное место, отчего ее стоны из притворных превращаются в настоящие. Они перестают быть стонами, становясь больше похожими на писк и хныканье; дерьмовый монолог, наконец, заканчивается. Она стонет так, словно ей больно, пока я с очередным резким движением заставляю ее принимать каждый чертов дюйм. Я опускаю взгляд и наблюдаю за тем, как вхожу и выхожу из нее. Мой покрытый татуировками член снова и снова растягивает ее стенки, презерватив блестит от ее соков.
Эти особые татуировки всегда удивляют людей, даже несмотря на то, что они гармонируют с остальным моим образом. У меня повсюду чернила – часть из них я нанес сам, а часть набили другие люди. Кожа, на которой нет татуировок, покрыта шрамами, и у каждого из них есть своя история, довольно запутанная. Но я не знаю никого, у кого были бы счастливые истории о шрамах, так что плевать.
Разница в размерах между мной и этой девкой просто смехотворна. Если не считать ее большой задницы и искусственных сисек, все остальное в ней миниатюрное, а я довольно крупный малый, так что мне нетрудно схватить ее и использовать так, как захочу.
Судя по звукам, которые все еще вырываются из ее рта, ей это нравится. Теперь ее стоны стали настоящими, но они все еще действуют мне на нервы.
– Заткнись, твою мать, – ворчу я, сильно шлепая ее по заднице.
Она кричит, и, если звуки, вырывающиеся из ее рта, и правда слова, я не могу их разобрать.
– Я сказал, заткнись! – кричу я, сильнее двигая бедрами.
Рот девушки открыт, и я слышу ее прерывистое дыхание, когда жестко и грубо вхожу в нее. Я впиваюсь ногтями в ее бедра, оставляя на коже вмятины в форме полумесяца, и с каждым глубоким, карающим толчком тяну ее на себя. Звук шлепков кожи о кожу громко разносится по комнате.
Девушка теперь издает животные звуки, скулит и постанывает, извиваясь на кровати так, будто из нее бесов изгоняют.
– Вот так, – хриплю я. – Продолжай кайфовать. Я знаю, тебе нравится.
Она хнычет, уткнувшись в матрас, и я чувствую, как она начинает крепче сжиматься вокруг меня; спазмы и подергивания значат только одно – она скоро кончит.
Сквозь звук моего хриплого дыхания и ее криков раздается хлопанье двери и тихие голоса внизу. Братья вернулись домой.
Мы все живем вместе на складе, который примыкает к нашей мастерской по разборке краденых тачек,
