последствий, показать, будто боится попробовать быстроту своего парохода. Боится, что он будет побежден, подать своему сопернику случай для хвастовства и поставить себя в незавидном свете и в глазах своего экипажа и пассажиров, которые все ожидали бега. С другой стороны, отказаться от просьбы дамы – довольно основательной просьбы, особенно когда эта дама владетельница большого груза и богатой плантации на «Французском берегу» и может не один раз прислать несколько сот бочонков сахару и табаку на его пароход; эти соображения, вероятно, перевесили все другие, потому что капитан после небольшой нерешимости согласился на просьбу дамы, не совсем любезно, однако. Это, очевидно, стоило ему борьбы, но интерес одержал верх.
– Соглашаюсь на ваше условие. Пароход не будет держать бега. Даю вам обещание.
– Assez! благодарю! Я очень вам обязана, капитан. Будьте так добры, прикажите взять мой груз. Коляску тоже. Этот господин – мой управляющий. Сюда, Антоан! Он за всем присмотрит. Когда вы отправляетесь, капитан?
– Через четверть часа, не позже.
– Вы в этом уверены, mon capitaine? – осведомилась она со значительной улыбкой, выражавшей, что ей было известна неаккуратность пароходов.
– Совершенно уверен, – возразил капитан, – можете положиться.
– А! если так, я сейчас взойду на пароход.
Говоря таким образом, она легко сошла со ступенек подножки и подала руку капитану, который вежливо проводил ее в дамскую каюту, к великому сожалению восхищающихся глазе, не только моих, но и множества других, любовавшихся на это прелестное явление.
Глава V
АНТОАН УПРАВИТЕЛЬ
Я был очень поражен наружностью этой дамы, не столько из-за ее физической красоты – хотя она была очень замечательна – сколько видом, отличавшим ее. Мне было бы трудно описать, в чем заключался этот вид; в ней что-то показывало мужество и самообладание, живость сердца Веселаго как лето, но способного, в случае надобности, выказать удивительную смелость и силу. Эту женщину можно было назвать красавицей во всякой стране, но с ее красотой соединялось изящество и в одежде и в обращении, показывавшие, что она привыкла и к обществу и к свету. Ей казалось не более как лет двадцать. Впрочем, Луизиана климат преждевременный и креолка в двадцать лет могла бы считаться в Англии десятью годами старее.
Замужняя ли была она? Я не мог этого думать; кроме выражений «моя плантация» и «мой управитель», которые не сказала бы дама, имеющая «кого-нибудь» дома, если только этот кто-нибудь не стоял так низко в ее мнении, что считался «ничем». Она могла быть вдова – вдова очень молодая – но даже и это не казалось мне вероятным. В ней не было развязности вдовы в моих глазах, и ни в ее одежде, ни в ее наружности не было ничего похожего на траур. Капитан называл ее madame, но он, очевидно, был незнаком ни с него, ни с французским диалектом.
Как я ни был неопытен в то время – новичок, как сказали бы американцы – я был довольно любопытен на счет женщин, особенно хорошеньких. Мое любопытство в настоящем случае подстрекалось
