йста!
Она кривит губы, как будто надкусила лимон, но он знает, что её недовольство ненастоящее. Она тянется к своему стакану, взбалтывает жидкость, делает глоток.
– Ладно, – вздыхает она. – Что ты хочешь узнать?
Мальчик некоторое время сидит молча, вопросы роятся в его маленькой голове. Единственный звук – это восхитительный треск огня в камине, когда белые языки пламени лижут воздух. В комнате уютно, со стороны кухни доносятся аппетитные запахи тушёного кролика и морковного супа.
Наконец мальчик улыбается и говорит:
– Расскажи мне об оранжевом.
Кожа старушки средне-серая, щеки усеяны веснушками. Её тёмные глаза глубоко посажены и обрамлены морщинами, но сейчас, когда она мысленно возвращается в недавно минувшее время, эти старые глаза мерцают. Она улыбается и сразу начинает выглядеть намного моложе.
– Оранжевый? Дай-ка подумать. Да. Что ж, помнишь прогулки по лесу, когда сезон сбора урожая подходит к концу, любовь моя? В те дни, когда воздух свеж и можно ощутить вкус наступающей зимы?
Мальчик кивает.
– А ты помнишь, как мы возвращались с прогулок, чтобы погреть пальцы у огня и выпить горячего сидра? Когда тепло и холодно одновременно и мы так рады быть живыми, потому что сидр согревает нас изнутри?
Он снова кивает.
– Это ощущение тепла и холода, жизни и пряностей, связанных в красивый узел, – говорит она. – Если бы мы могли это увидеть, именно так выглядел бы оранжевый цвет.
Теперь мальчик улыбается. Погружается в своё воображение. Его глаза смотрят в пустоту. Такие красивые глаза. Как глаза его матери.
Наблюдая за ним, пожилая леди задаётся вопросом, как она часто делала с тех пор, как он родился: такого же оттенка голубого глаза её внука, как и у его бедной покойной матери? Она хорошо помнит эти глаза. Синие, как океан, – когда океан ещё был синим.
До произошедшего.
До того, как цвета исчезли из мира.
Нет. Не исчезли.
До того, как их украли.
– Ты можешь рассказать мне ещё об одном цвете, бабушка?
Она неодобрительно цыкает.
– Ты твёрдо намерен добиться моего ареста, мальчик? Осведомители императора повсюду, и его Чёрные Мундиры вздёрнули бы меня на городской площади, если бы застукали за подобными разговорами.
Мальчик придвигается ближе.
– Здесь, на ферме, нас никто не услышит, бабушка. Кроме того, я не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь попытается арестовать тебя. Даже Чёрные Мундиры.
Пожилая леди делает ещё один глоток из своего стакана. На её губах появляется намёк на улыбку.
– О, они бы попытались.
– Всего один цвет, бабушка. Расскажи мне о зелёном.
– Ты, мальчик, упрямый как осёл. Я расскажу тебе за минуту. Но потом пора ложиться спать.
– Ладно, ладно. Давай же!
Она делает последний глоток.
– Закрой глаза. Нет, закрой их как следует. Хорошо. А теперь подумай о том, как ощущается мир после проливного дождя. Получается?
Он прищуривает глаза и кивает.
– Ну? – спрашивает она. – И каким он ощущается?
Он надолго задумывается.
– Чистым. И обновлённым. И более живым. Немного похоже на то, когда я плаваю в реке и ныряю глубоко-глубоко. А затем всплываю и делаю глубокий вдох. Это ощущается так.
Она кивает.
– Отлично. Теперь представь, что ты мог бы увидеть это чувство. Вот как выглядит зелёный, дитя моё.
Мальчик слышал всё это раньше сотню раз, но каждый раз его сердце начинало биться чаще.
– Так вот как выглядит трава? И лягушки? И деревья весной?
– Да. – Старушка прищуривает свои глаза в морщинистых веках. – А теперь я хочу попросить тебя представить кое-что ещё. Я хочу, чтобы ты представил, как поднимаешься по лестнице и ложишься спать, Дэррок, потому что это именно то, что сейчас произойдёт.
Через несколько минут пожилая женщина укладывает мальчика спать. Он настаивает, чтобы она заглянула под его кровать и в шкаф и убедилась, что там нет Чёрных Мундиров или Псов-потрошителей, затаившихся в засаде.
– Ты в целости и невредимости, – говорит она, целуя его в лоб.
Мгновение спустя Дэррок остаётся один в безмолвной темноте. Он слушает, как пожилая леди наводит порядок в доме, гасит лампы и уходит в свою комнату. Только когда
