своего коттеджа на улице Харбор.
Он обходит стол, заламывая дрожащие руки, а затем подходит к подножию лестницы, где останавливается и прислушивается. Он слышит крик своей жены, ставит одну ногу на нижнюю ступеньку, но останавливает себя, чтобы не подниматься дальше. Он знает, что акушерка ухаживает за его любимой Сарой как может и его присутствие нисколько не поможет.
Тогда он возвращается на кухню, чтобы продолжить беспомощно расхаживать взад-вперёд.
И вот наконец, после многих часов схваток, Том слышит звук, которого так долго ждал: первый крик своего ребёнка.
Он бросается к лестнице и перепрыгивает через две ступеньки зараз, но, когда он уже почти достигает комнаты, новый звук заставляет его замереть.
Крик.
Дверь спальни распахивается, и оттуда выбегает акушерка, поспешно закрывая свою кожаную сумку. Он преграждает ей путь на верхней площадке лестницы, и когда он смотрит ей в лицо, то видит нечто такое, отчего его сердце превращается в лёд.
Она в ужасе.
– Госпожа Маклин? – произносит он дрожащим голосом. – Что случилось?
Она ничего не говорит, только продолжает смотреть на него безумными глазами.
– Госпожа Маклин, – повторяет он. – Пожалуйста, скажите мне, что случилось? Это из-за ребёнка? Что-то не так с ребёнком? Или с моей женой? Говорите же, пожалуйста!
Она открывает рот, и на мгновение кажется, что она собирается что-то сказать. Её глаза наполняются слезами испуга. Затем она проталкивается мимо него, чтобы уйти прочь. Ошеломлённый Том наблюдает за тем, как она почти бегом движется к выходу, спускается по лестнице и исчезает за дверью в ночи. Затем он приходит в себя и бросается в спальню.
Его разум нарисовал ужасные картины того, что он мог бы там найти, но, к счастью, ни одна из них не соответствует действительности. И всё же он замирает каменным изваянием и не может ничего сделать, кроме как таращить глаза, изумляясь, дивясь, и, да, страх пронизывает каждую его клеточку.
Его жена сидит в постели. В её руках свёрток из одеял, а в свёртке – крошечный, совершенный младенец. Том смотрит на ту самую сцену, о которой он всегда мечтал. Он – отец. У него есть семья.
Но у этого момента есть одно отличие от тех сцен, которые он десятки раз себе представлял. Одно очень важное отличие.
Кожа ребёнка не светло-серая, как у её матери, и не тёмно-серая, как у самого Тома. Нет. Том помнит цвета с тех пор, как сам был ребёнком, до того как Император и его Некромант забрали их.
Он замечает, что кожа его малыша светло-коричневая.
– Это невозможно, – говорит он.
– Она чудо, – отвечает Сара хриплым шёпотом.
– Она?
– Да, Том. У тебя родилась дочь.
Малышка издаёт тихий недовольный звук, извивается, и пеленающие её одеяла из беловато-серых превращаются в бледно-голубые. Затем цвет продолжает распространяться, окрашивая гладкую кожу рук Сары в розовато-белую.
