своей армяне черноволосы и смуглы; блондины попадаются редко, большей частью в детском возрасте, и с годами темнеют [8]. Казалось бы, идеалом расы должна быть черноволосость, т. е. типическая красота, узаконенная многими веками подбора. Но культ златокудрости у армян не менее силен, нежели, например, на Западе, у германских народов. Высшая красота, доступная воображению армянских сказочников, это солнечные волосы и даже солнечное лицо. В солнечном мифе армян явственно проступает культ мужественной силы, причем мужественное становится синонимом доброго, вечного и правдивого. Это разъясняет нам отчасти женоненавистничество армянских сказок и приближает к разумению другого важного мифа – о девушке, заслужившей себе мужской пол. Сказка часто рассказывает про вдову, рядившую свою дочь в мужское платье, чтоб она могла играть с мальчиками. Своею ловкостью девушка услужила царю, и тот, считая ее юношей, выдал за нее замуж свою единственную дочь. Когда обнаружилось, что новый зять женского пола, царь и царица решили его погубить. Они дают ему труднейшие поручения (последнее из них – отнять у старшей матери дэвов четки). Девушка-зять храбро выполняет все задачи и, когда наконец ворует четки, проклятием матери дэвов преображается в юношу. Есть несколько вариантов этой сказки. Лучший из них – художественная обработка Агаянца. Но во всех вариантах события располагаются одинаково: личное мужество заставляет променять женское платье на мужское; любовь не играет для девушки-мальчика никакой роли – все инстинкты ее сосредоточены на борьбе, оружии, охоте; целым рядом опасных героических подвигов подготовляется преображение ее пола, и, наконец, совершается самое это преображение, но не естественным, а уже сверхъестественным путем, волею другого лица.
7. Влияния и заимствования
Разумеется, не все в перечисленном нами материале самостоятельно. Наоборот, армяне, лежащие географически на «проезжем пути» между Востоком и Западом, и в сказках роковым образом отражают эту промежуточность, сложившуюся под целым рядом перекрестных влиянии. По существу своему эти сказки уже не Восток и еще не Запад; с Востоком роднят их фабулярный мир и особая пластика, незнакомая Западу; но от того же Востока их отталкивает некоторая бедность и скудость фантастики, сухость и аскетизм в изображении чувственного мира и постоянный привкус нравственного дидактизма, что особенно бросается в глаза, если мы сравним их с чувственной роскошью Шехерезады.
Отметим в общих чертах основные влияния в армянских сказках. Индии обязаны они немалым числом своих фабул, иногда употреблением типичных для Индии образов («красная корова», «красный бык»); сохранилось по сию пору отношение ко всему индийскому как к волшебному, искушенному в мудрости; сказки иногда выводят факиров – разгадчиков тайн и учителей магии. Египет (Мсур) часто упоминается в сказках, как и Китай (Чинманчина); не без египетского влияния и культа мертвых сложилась странная армянская сказка о мертвом женихе; знаменитой египетской сказке о двух братьях обязаны армяне и своим очень распространенным рассказом о жене купца, влюбившейся в усыновленного
Впрочем, среди жителей деревень Даралагеза и Зангезура (особенно Сисианского района) много белокурых и голубоглазых.
