хотела, чтобы Эмрика ранило ещё сильнее, – заканчиваю я вяло.
Мама смотрит в пространство между нами. По её лицу непонятно, о чём она думает. Когда я вернулась, Лирия опять кашляла, и мама была слишком занята заботой о ней, так что мне пришлось заняться Эмриком.
– Лила, – говорит папа. – Что тот фармацевт сказал нам на прошлой неделе?
Мамина грудь вздымается и опускается. Она заправляет каштановую прядь назад. Волосы, как всегда, разделены пробором посередине, что зрительно вытягивает круглое лицо. Татуировки колечками повторяют линию роста волос и заканчиваются на висках. Она ничего не говорит. Ей и не нужно. Мы с Эмриком попросили у аптекаря месячную отсрочку перед тем, как он пойдёт к судье-съёмщику. Вот только он был непреклонен.
– Сказал, что подумает, – вру я. – Деньги Крейн его задобрили.
Лирия кашляет в своей комнате.
Землевластитель знает: Лирия слишком больна, чтобы охотиться. Имя, не связанное с охотой, лишает её права на ежегодные лекарства, которые мы с Эмриком получаем в начале сезона охоты. Жаловаться не на что. Нам и так перепадает больше, чем большинству съёмщиков.
Я с трудом проглатываю пережёванную еду.
– Да, будто нам больше нечего делать. Унижаемся перед выходцами из опаловых трущоб. – Холодный взгляд папы обрамлён суровым худым лицом. Я знаю, кого он видит перед собой: безрассудную девчонку, рискнувшую благополучием семьи.
Мне не следовало упускать мариленя. Нужно было увести его от Эмрика и пополнить стойла.
– Варман, она не хотела… – начинает мама, но папа её обрывает.
– Скажи ей, что сказала мне этим утром.
Именно от его тона, обычно предшествующего тому, что он кидается на маму с кулаками, мой страх перекипает в ярость. Если папа думает, что может обратиться так к ней ещё раз, то он ошибается.
Затем заговаривает мать:
– Медик сказал, что способность Лирии дышать на воздухе слабеет. То же происходит с людьми в окрестностях Кар Атиша. Он не знает, почему она болеет здесь, так далеко. – Кар Атиш – город-остров к востоку от нас. Там ведётся добыча заргинина и серебра. Вот откуда берутся (прежде всего для земельщиков) деньги и солнцезащитные средства. У жителей Кар Атиша остекленевшие глаза. Ни один пришлый не хочет оставаться на острове с улицами, покрытыми копотью, дольше нескольких часов. По крайней мере так поговаривают. – Нужно изменить схему лечения. Придётся платить больше.
Папа встревает:
– Больше? Двести семьдесят серебреников – это не просто «больше», это смертный приговор для всех нас!
Я перевожу взгляд с отца на мать, пытаясь представить, как мы спасём Лирию, если у нас не будет мариленей на продажу в этом году.
Я жду опровержения.
Но не получаю его.
С поднимающейся внутри тошнотой спрашиваю:
– Что нам делать?
– Ты, – говорит отец, – выставишь свою кандидатуру на рынке невест
