, Анна Афанасьевна.
– Вы от Николая? Что с ним?
Анна кинулась к незнакомцу и схватила за руки. От неожиданности тот отпрянул и оперся рукой о стул.
– Простите, – побледнев, прошептал он.
Анна сразу пришла в себя.
– Это вы меня простите. Я даже не спросила вашего имени.
– Георгий Афлераки. Мы с Николаем вместе пробирались в Одессу.
– В Одессу?
– Да. Там… мы… собирались…
– Вы можете говорить совершенно свободно, не опасаясь.
– Николай заболел и был вынужден остаться на одном из хуторов.
Анна сжала руки.
– Где?
– Далеко от Одессы, к сожалению. Но вы не волнуйтесь. У него были деньги. За ним ухаживают.
Не сдержавшись, Анна всхлипнула. Афлераки страдальчески сморщился и громко сглотнул.
Боже! Да он сейчас в голодный обморок упадет!
Усилием воли она подавила рыдания и шагнула к двери.
– У меня сотни вопросов, но сперва мы с Фефой вас накормим.
Он хотел возразить, но в открытую дверь ворвался такой упоительный запах, что сопротивляться не было сил.
В кухне кипел самовар, на столе исходила паром вареная картошка и лежал нарезанный большими ломтями хлеб.
Анна с благодарностью взглянула на Фефу. Умница какая!
Георгий изо всех сил старался не торопиться и есть, как подобает греческому аристократу, но получалось плохо. Уж больно свежим оказался хлеб. Даже жевать не надо. А картошка с солью так вообще…
Фефа с жалостью смотрела, как двигаются от усердия его уши, и украдкой утирала слезы. Пару раз Анна глянула укоризненно – мол, нечего мокроту разводить, – но Фефа только махнула на нее рукой и шмыгнула носом.
Вид у Георгия действительно был удручающе истощенный.
Анна вздохнула украдкой.
Бедный мальчик!
Он заметил ее откровенно жалостливый взгляд и отложил вилку.
Не хватало только, чтобы к нему относились как к нищему!
– Чаю налить? – тут же подхватилась Фефа.
– Спасибо. Не стоит, – с горделивым достоинством ответил Афлераки.
– Да что ты спрашиваешь? Наливай! – рассердилась Анна и показала глазами на мешочек с сахаром.
– Жалко, пирогами нынче не разжились, – ставя на стол большую кружку, извиняющимся тоном сказала Фефа. – Ну хоть хлеб вовремя привезли.
– Все очень вкусно. Благодарю вас, – выдавил гость, с трудом удерживаясь, чтобы не вцепиться зубами в поджаристую горбушку, которая еще оставалась на тарелке.
– Да ты ешь, милок, не стесняйся. Не обеднеем.
Фефа подвинула к нему мешочек с сахаром и добавила:
– Через тебя и Колю нашего, считай, накормили. Авось и его кто-то приветит.
Она всхлипнула и тут же бросила испуганный взгляд на Анну.
Та сделала вид, что не замечает, и, решив, что уже можно, спросила:
– Как вы оказались в Петрограде?
Георгий сразу отставил кружку и вытер рот.
– Один я все равно не выбрался бы из России. Я… точнее, мы вместе решили, что мне стоит попробовать вернуться домой. Ну… то есть, не домой, конечно. Мои родители эмигрировали еще летом. Успели, так сказать. Но здесь у меня остались родные. И соотечественники, готовые помочь. Когда я был готов к путешествию, Николай попросил передать записку для вас.
Записку? Что ж он молчал!
– Батюшки, – прошептала Фефа, садясь на лежащее на стуле мокрое полотенце.
– Сейчас.
Гость кинулся в прихожую и, покопавшись в своем грязном армяке, вытащил из подкладки сложенный в квадратик листок.
– Вот.
Анна схватила быстрее, чем он договорил.
На крошечном обрывке бумаги не было слов. Только пять тоненьких кривых линий и несколько нот на них.
– Чего это? – спросила Фефа, заглянув через ее плечо.
– Ноты.
– Сама вижу, что ноты! Написано-то что?
– Это музыкальная фраза. Точнее, отрывок. Не пойму.
– Может, я прочту? – предложил
