партии; позже, конечно, понятие было окончательно перехвачено профашистскими деятелями) всегда существовало параллельно и почти не пересекалось с той культурной программой, которую имел в виду Гофмансталь; Курциус, постоянно подчеркивая обособленность Гофмансталя и его несозвучность хаотической современности, в какой-то степени создает линию защиты63 для литературоцентричной «консервативной революции» против боевого крыла революционного национализма.
Еще в 1922 году Курциус высказался достаточно ясно:
…Гёте и Ницше нагляднейшим образом продемонстрировали одну из самых характерных черт, типичную для немецкой тяги к неограниченному: универсальный, духовно-космополитический образ мысли64. Немецкий дух не может ограничиваться нацией и национальностью. В лучших своих проявлениях немецкий дух неизменно тяготеет к синтезу всех ценностных элементов духа человеческого, ко всеобщей картине, в которой достижения самых разных народов, их таланты и устремления гармонически соединятся65.
В своей книге «Французский дух в новой Европе» 1925 года – первая работа66 Курциуса, посвященная «духу» как таковому67, – Курциус с новой стороны подступает к однажды уже рассмотренной (в книге о Барресе) теме французского национализма: французский дух, говорит он, дважды на протяжении трех веков почти полностью определил форму всеевропейского духа68; во многом именно из‑за этого большинству французских мыслителей до сих пор, говорит Курциус, не ясна идея новой Европы, нового европейского духа. А дух этот живет в органическом взаимодействии множества равноценных и равновесных культур, не приемля более национально-культурной гегемонии. Из-за этого расхождения между новой реальностью и французской национальной мыслью возникают, во-первых, непроходимые стены культурных противоречий (причем, как подчеркивает Курциус, националисты из Action française специально эти стены возводят), а во-вторых, рождается однобокое «чувство жизни», лишенное «атлантического размаха»; псевдоимперская культурная идея, довлеющая над французским национализмом, выдает, на самом деле, «своего рода культурную провинциальность» новой Франции, что сказывается не только в сфере чистого духа – литературе, – но и в самом характере французской жизни и выставляемых тогдашней Францией (по крайней мере, праворадикальными ее кругами) человеческих идеалов69. В связи с этим – и в пику этому! – Курциус дает обзор новофранцузской литературы иного рода: живой и оплодотворенной через контакт с «субстанцией иных культур», вобравшей в себя притоки немецкой, английской, русской духовной материи. И добавляет: само это первопроходческое явление нуждается еще в правильном осмыслении, ведь
…националисты (как внутри Франции, так и за ее пределами) делают все возможное, чтобы перетолковать этот феномен и тем самым
Вспомним, что собственные занятия латинской литературой Курциус называет в военные и послевоенные годы своим «духовным алиби», «историческим алиби» (Ibid. S. 441;
Ср. со словами о Гофманстале: «великий космополит духа» (
Хотя производные от «духа» так или иначе присутствовали в трудах Курциуса на всем протяжении 1920‑х годов: широко известна, например, его брошюра о синдикализме работников умственного труда [
Опять же в непосредственной связи с литературой: книга по большей части посвящена писателям (Прусту, Ларбо); есть в ней и историко-культурные главы, тоже неизменно возвращающиеся к теме писательства и письменной культуры; все завершается переводами Курциуса из Поля Валери – еще одна попытка максимально сблизить два духа, немецкий и французский (именно это Курциус считал своей главной задачей вплоть до начала 1930‑х годов).
Речь идет, во-первых, о французской культурной гегемонии 1650–1800 годов, когда Франция задала для Европы «всеобщий стиль», отразившийся и в литературе, и в архитектуре, и в самих формах нравственного, жизненного устройства; во-вторых, о мощном революционном импульсе начала XIX века, также шедшем из Франции и преобразившем социально-политический ландшафт Европы и навсегда возвысившие духовную ценность свободы, народовластия, прогресса. Интересно, что вторая волна французского влияния, по существу, перебила первую и, по Курциусу, схлынула только из‑за деятельности контрреволюционных мыслителей внутри самой Франции.
