значит «заполучить» его? – спросила миссис Эрбутнот.
– Взять, – сказала миссис Уилкинс.
– Взять?
– Арендовать. Снять. Получить.
– Но… Вы имеете в виду – вы и я?
– Да. На двоих. Вместе. Тогда это обойдется каждой лишь в полцены… А вы выглядите так… Вы выглядите так, словно хотели бы этого так же, как и я, как если бы и вам нужно было отдохнуть, чтобы хоть что-то хорошее произошло и с вами.
– Но мы совершенно не знаем друг друга.
– Но только представьте, как замечательно было бы, если бы мы вместе уехали на месяц! У меня есть сбережения на черный день, и я надеюсь, что у вас тоже, ведь этот день – как раз черный день. Гляньте только…
«Она не в себе», – подумала миссис Эрбутнот, чувствуя, однако, странное волнение.
– Только вообразите – уехать на целый месяц… От всего… В рай…
«Не следовало бы ей произносить такое… – думала миссис Эрбутнот. – Викарий бы точно…» И все же что-то в ней встрепенулось. И правда – было бы чудесно отдохнуть, расслабиться.
Повадки, однако, взяли верх, а годы общения с нуждающимися подсказали слова, которые она произнесла с сочувственным превосходством мастера всяческих объяснений:
– Но, видите ли, рай находится не где-то в другом месте. Он здесь и сейчас. Нам так говорили.
Она стала серьезна, ровно как в те минуты терпения и помощи бедным, во время наставлений их и просвещения. Своим нежным и низким голосом она произнесла:
– Рай внутри нас. Нам говорят об этом высшие авторитеты. И вы знаете, что говорится о родственной связи, верно?
– О да, я знаю об этом, – нетерпеливо перебила ее миссис Уилкинс.
– «Небес и Дома родственная связь», – закончила фразу миссис Эрбутнот так, как это уже стало ее привычкой. – Рай в наших домах.
– Вовсе нет, – сказала миссис Уилкинс, чем снова вызвала удивление.
Миссис Эрбутнот опешила. Затем нежно произнесла:
– О, именно так. Рай здесь, если мы хотим этого, если сами его творим.
– Я хочу и делаю, но, увы, это не рай, – отрезала миссис Уилкинс.
Миссис Эрбутнот замолчала, потому что у нее тоже иногда возникали сомнения насчет домашнего рая. Она сидела и с беспокойством смотрела на миссис Уилкинс, все больше и больше ощущая настоятельную необходимость классифицировать ее. Если бы она только могла поместить миссис Уилкинс в подходящую категорию, она и сама восстановила бы равновесие, которое в последние минуты держать было сложно. Потому что у нее уже много лет не было отдыха, и объявление, которое она увидела, навеяла на нее грезы, а волнение миссис Уилкинс оказалось заразительным, и, когда она слушала ее порывистую, странную речь и смотрела в ее сияющее лицо, ей самой показалось, что она резко проснулась.
Очевидно,
