нет. Только совсем немного, но ходить я точно уже никогда не смогу. От осознания этого я хочу спрятаться… И снова мир гаснет.
Приходить в себя я не хочу, я цепляюсь за темную реку, не желая выплывать, но меня не спрашивают. Новая волна боли, заставляющая выгибаться, хрипло крича, выдергивает меня из забытья, и я обнаруживаю себя в той комнате, где обычно мучают.
– Ты теперь не бегать, – ухмыляется мой мучитель, почему-то не умеющий говорить на Всеобщем языке. – Ты есть ползать.
– За что… – шепчу я, ощущая, что мне постепенно становится все равно. Все происходит не со мной, я просто смотрю в экран, где мучают какую-то другую девочку.
– За то, что ты есть, маленькая дрянь! – отвечает мне это страшное по сути своей существо. – Ты приносить золото!
Эту фразу я совсем не понимаю, но мне уже действительно все равно, ведь я просто сейчас сижу перед экраном, в котором мне показывают очень страшный фильм. Наверное, в наказание за что-то, хотя меня никогда не наказывали. Я доселе и не знала, что ребенка можно бить и так мучить. Теперь-то, конечно… Я даже убежать больше не могу – у меня нет ног… Меня, наверное, просто нет, а это все кажется. Все вокруг – это моя фантазия, этого нет… Просто нет, и все.
В мою камеру меня теперь не ведут и не тащат – меня ногами пинают. Это очень больно, просто невозможно описать как, и я пытаюсь уже ползти сама, когда жесткий сапог мучителя снова и снова бьет меня, заставляя скользить и катиться. Я не представляла себе такого никогда, но осознаю: скоро я умру, и все закончится. Зачем они со мной так обращаются, я уже не задаюсь вопросом. Просто они все нелюди, оттого им приятно мучить людей.
Попав в свою камеру, я просто вытягиваюсь на сером холодном камне, ожидая, когда придет смерть. Нелюди пытаются меня бить, пинать, кричать, но мне все равно, пусть убивают. У меня отняли все: одежду, имя, семью, ноги… Мне незачем жить, просто совсем незачем. Я хочу, чтобы эта жизнь закончилась, поэтому просто жду, когда придет смерть, после которой мне совершенно точно не будет больно. Я прощаюсь с мамой и папой, а еще с Сережей, лиц которых уже почти не помню. Мне даже кажется, что я их придумала…
***
Эту девочку кидают ко мне в камеру, что-то рявкнув напоследок. Она медленно приподнимается, и я вижу: она младше, намного младше меня, но при этом не плачет. Волосы ее растрепаны, хоть они и недлинные. Незнакомка поднимает взгляд, видит меня, но ничего не говорит, только вдруг оказывается совсем рядом. Она обнимает меня, отчего я плачу, потому что меня очень долго никто не обнимал.
– Наконец-то я тебя нашла, ма… Маша! – как-то необыкновенно улыбнувшись, произносит она. – Меня зовут… пусть будет Аленка, ладно?
– Ладно, – киваю я, ничего не понимая.
– Они хотят, чтобы я тебя кормила и ухаживала за тобой, – объясняет мне Аленка. – Но я специально сюда попала!
И тут
