и я отъезжаю вместе с возом”.
Я: “А когда воз стоит, тогда ты не боишься? Почему?”
Ганс: “Когда воз стоит, я быстро вхожу на него и перехожу на доски”.
(Ганс, таким образом, собирается перелезть через воз на платформу и боится, что воз тронется, когда он будет стоять на нем.)
Я: “Может быть, ты боишься, что, когда ты уедешь с возом, ты не придешь больше домой?”
Ганс: “О нет, я всегда могу еще прийти к маме на возу или на извозчике; я ему даже могу сказать номер дома”.
Я: “Чего же ты тогда боишься?”
Ганс: “Я этого не знаю, но профессор это будет знать”.
Я: “Так ты думаешь, что он узнает? Почему тебе хочется перебраться через воз на доски?”
Ганс: “Потому, что я еще никогда там наверху не был, а мне так хотелось бы быть там, и знаешь почему? Потому, что я хотел бы нагружать и разгружать тюки и лазать по ним. Мне ужасно хотелось бы лазать по тюкам. А знаешь, от кого я научился лазать? Я видел, что мальчишки лазают по тюкам, и мне тоже хотелось бы это делать”.
Его желание не осуществилось потому, что, когда Ганс решился выйти за ворота, несколько шагов по улице вызвали в нем слишком большое сопротивление, так как во дворе все время проезжали возы».
Профессор знает также только то, что эта предполагаемая игра Ганса с нагруженными возами должна иметь символическое, замещающее отношение к другому желанию, которое еще не высказано. Но это желание можно было бы сконструировать и теперь, как бы это ни показалось смелым.
«После обеда мы опять идем за ворота, и по возвращении я спрашиваю Ганса:
“Каких лошадей ты, собственно, больше всего боишься?”
Ганс: “Всех”.
Я: “Это неверно”.
Ганс: “Больше всего я боюсь лошадей, которые имеют что-то у рта”.
Я: “О чем ты говоришь? О железе, которое они носят во рту?”
Ганс: “Нет, у них есть что-то черное у рта” (прикрывает свой рот рукой).
Я: “Может быть, усы?”
Ганс (смеется): “О нет!”
Я: “Это имеется у всех лошадей?”
Ганс: “Нет, только у некоторых”.
Я: “Что же это у них у рта?”
Ганс: “Что-то черное”. (Я думаю, что на самом деле это – ремень, который ломовые лошади носят поперек головы.) “Я боюсь тоже больше всего мебельных фургонов”.
Я: “Почему?”
Ганс: “Я думаю, что, когда ломовые лошади тянут тяжелый фургон, они могут упасть”.
Я: “Значит, маленьких возов ты не боишься?”
Ганс: “Нет, маленьких и почтовых я не боюсь. Я еще больше всего боюсь, когда проезжает омнибус”.
Я: “Почему? Потому что он такой большой?”
Ганс: “Нет, потому что однажды в таком омнибусе упала лошадь”.
Я: “Когда?”
Ганс: “Однажды, когда я шел с мамой,
