хохотнула.
– Мамушка, посмотри на меня и скажи честно, придёт ли кому-нибудь в голову, что под этим, – указала она на свой безразмерный балахон, – скрывается тонкий да ладный стан?
Добрая женщина слишком любила свою девочку, чтобы врать ей.
– Всё одно, пойду в храм и помолюсь за тебя! Всем святым свечки поставлю. Попрошу, чтобы оберегали тебя, моё дитятко! – безапелляционно объявила она. – И ещё к колдовке одной загляну, про какую сказывают, будто бы её обереги от любой напасти могут уберечь!
– Сходи, мамушка, и святых попроси и оберег возьми, – даже не разрешила, а искренне попросила Ганхилда, потому как и у неё самой ёкало сердечко от страха. Да так, что порой такой ужас охватывал, что тошнота к горлу подкатывала и голова кругом шла.
Но потом она подходила к зеркалу, видела своё отражение, и задавалась вопросом: а что она потеряет, если умрёт? Свою никчемную, бесцельную, серую и монотонную жизнь? Так может оно и к лучшему? Уж лучше смерть, чем подобное беспросветное существование! В очередной раз говорила она себе и страх перед путешествием отступал.
Ганхилда так привыкла к тому, что её жизнь беспросветна и впереди её не ожидает ничего хорошего, что даже и не надеялась на то, что что-нибудь хорошее с ней всё же может случиться.
Потому увидев на пороге своей комнаты красавицу распорядительницу, она сразу же решила, что та явилась, дабы отправить её домой. Нельзя сказать, что посетившая её мысль обрадовала, но однозначно не удивила. Потому как удивляться было нечему: такому чучелу, как она, было не место даже на отборе на выживание.
Какого же было удивление Ганхилды, когда вслед за распорядительницей в её комнату впорхнули ещё три девушки, обошли её вокруг, задумчиво при этом хмыкая и постукивая при этом: первая по подбородку, вторая – вторая по лбу, третья же почесывала затылок…
– Сколько вы сказали у нас времени, Ваше Сиятельство? – наморщив лоб, поинтересовалась та, которая почёсывала затылок.
– Тридцать минут – максимум, – ответила ей красавица-распорядительница.
– Хммм, – задумчиво изрекли все трое, с явным сомнением во взоре осматривая то, что им нужно было через тридцать минут превратить в красавицу.
– Это приказ Её Высочества, – напомнила Эльжбета и для пущей значительности своего аргумента добавила. – Которая любимая дочь нашего Императора.
Глава 9
Видя с каким озабоченным выражением лица на неё взирают прибывшие сделать из неё красавицу девушки, Ганхилда искренне им сочувствовала. И потому безропотно переносила всё, каким бы экзекуциям несчастные обреченные на провал музы макияжа, прически и модного платья её не подвергали.
Несколько раз, правда, когда пытки, которым её подвергали, становились совсем уж изощренно жестокими, она порывалась заглянуть в зеркало и ей это даже удавалось… Вот только толку от этого, при том, что без очков она ничего не видела дальше вытянутой руки,
