Степи. Узкие серые коробки элеватора, посередине квадратная башня. Строят дорогу. Грязь, горы песка, грузовики, бабы в платках с лопатами.
Дождь. И тоже кажется серым Новосибирск. Он какой-то разбросанный. Большие дома в центре на площади, универмаг, театр. А дальше двухэтажные деревянные дома. Вперемежку каменные. У тротуаров текут ручьи. Железные «полосатые» мостики над ними. Обычные мостики.
Но у вокзала совсем другое. Старинные, двухэтажные, деревянные с резными наличниками, резными карнизами, картушами дома, такими затейливыми картушами. Здорово очень.
И поликлиника. Нижний этаж каменный, верхний деревянный, с такими же старинными, деревянными узорами. Между двух деревянных домов вместо арки вывеска «Ателье мод». По бокам надписи – стоят с двух сторон господин и дама, нарисованы яркой краской. Точно двадцатые годы. А в книжном магазине старушка-интеллигентка спрашивает Ремарка.
Электричку в Новосибирске называют «передача». За машиной надо мне ехать в совхоз со станции Восточная. На «передаче» прибыл на станцию Восточная. Здесь своя жизнь. Живу в домике Ивана – экспедитора совхоза, жду оказии в совхоз. На первый взгляд симпатичный парень, понравился: умное, довольно тонкое лицо сельского интеллигента, умные карие глаза. Первое впечатление, правда, далеко не всегда бывает самое верное…
Присмотрись. Держится солидно, с достоинством («перед московским гостем в грязь лицом не ударить»). И в то же время всегда готов подшутить над «городскими белоручками», а в диспетчерской бравирует развязностью – «свой». От молодости всё это?
Вечером оказия: в совхоз едет на тракторе ДТ тракторист Женька, и я с ним.
– Ладно, поехали. Я в прошлом году, веришь, в Москве был, Героя Социалистического Труда вручали, точно, и бригадиру нашему. Я в Киеве на восстановительной, на железной дороге работал. А сюда прямо с трактором – на «целину». Но всё домой тянет. Уеду. Только машину жалко. Взял бы ее с собой. Умная, сама идет. Землячка. Эх, знаешь, люблю так: когда широко и машина хорошая.
Едем по дикой грязи, ухабам. Ухабы – как горы. А кругом темнеет. Слева торчат березки в снегу, какой-то снег желто-серый, свинцовый какой-то снег. Трактор тащит еще тележку, на ней удобрения навалом в кожаных мешках.
Уже совсем темно. Ревет трактор. Только такой парень может тут ехать ночью, жить тут, работать. Ничего, что он немного пьян, по такой дороге ночью не пьяному хрен проехать.
Фары наши освещают: впереди буксует машина. Подбегает шофер.
– Вино есть? – Женька ему.
– День целый не ели.
– Цепляй, – кричит Женька.
Шофер отцепляет нашу тележку. Трактор задом подползает к машине, шофер крепит трос, Женька рвет рычаги, вытягивает, вытягивает машину. Прицепляем тележку.
– Поехали! – орет Женька, не слушая, что хочет сказать шофер, подбежавший к трактору.
(Потом в рассказе «Сеня-Семен» без этой небольшой частности нашей дороги описывается тогдашний ночной наш путь. Там это всего одна из сценок, замысел у рассказа:
