раз я из Москвы, то все могу?
– Пузина арестовали и с этими ворюгами разберитесь! – Старушка сгребла со стола бумаги и начала размахивать ими перед золотовским носом. Гвозди бы делать из этих людей…
– Увы, это не в моей компетенции. Извините, – меланхолично отказался Вячеслав Андреевич тоном московского специалиста по правовым вопросам. Он у себя в райадминистрации тоже отфутболивать наловчился.
– Хорошо. Как ваша фамилия? – обиделся одуванчик на бездушного следователя, такого же бюрократа, только столичного разлива. Все они одним миром мазаны. Тоже, наверно, ворюга, как свои, местные.
– Плетнев. Антон Романович, – спокойно, уже по привычке повторил майор Фейк.
– Так вот, имейте в виду, Антон Романович, – старушка достала из кармана раритетный химический карандаш, послюнявила и старательно записала на бумажке фамилию, – я до президента дойду. Кто ваш начальник?
– Ладно, ладно, – Золотов решил пожалеть пенсионерку, – не надо никаких жалоб. Вот двести рублей.
Он достал кошелек и выудил оттуда две бумажки.
– Вы идите, а с коммунальщиками я решу.
Старушка руку дающего не оттолкнула – ищите дурака отказываться от денег при полнейшем социальном расслоении! – забрала пару сотенных, спрятала и выудила из кармана новые квитанции.
– У меня еще к «Газпрому» претензии, – воодушевился одуванчик (вот что рубль животворящий делает!).
Крупнейшая государственная корпорация даже не подозревала в эту минуту, что над ней вознесся суровый меч правосудия.
Слава не успел защитить обреченный «Газпром», ибо в кабинет ворвался мелкий романтик. Безапелляционно выставил пенсионерку за порог и радостно-возбужденно сообщил:
– Человек звонил! Голова в адресе чемоданы пакует!
– Чего? Чья голова? – Оторопел Золотов, утомленный ходоками и ходовками.
Лось бил копытом, как застоявшаяся в стойле лошадь:
– Головин! Пузина компаньон. А в отделе никого, на физкультуре все!
– Где?
– Начальник наш главный, Физкультурник, приказ отдал – раз в неделю физподготовка, зачеты лично принимает. Вот, все там. Погнали, а?!
Отъезд в столицу, похоже, опять откладывался.
Плетнев покоился на довольно узкой, слегка продавленной тахте социалистического производства, заботливо укрытый клетчатым пледом, и принюхивался к аппетитным запахам, доносящимся из кухни. Упоительно несло тушеной говядиной, суповой зажаркой и чесночком. А в сочетании с пледом и тахтой – совершенно сказочное ощущение.
– Юра, – чирикнула с кухни жена, – я твой любимый борщ сварила. Иди, пока горячий.
– Не хочу, потом. Спасибо, Лерочка, – сонно откликнулся Плетнев. Он совсем недавно перекусил блинчиками с грибами – объедение! Не какие-то там сосиски или яичница! – и больше вместить в себя не мог. Хотелось просто дремать под пледом.
