постучал в окно проходившей женщине и послал ее за Максимом Лузгиным, который оказался высоким, плечистым стариком с бородкой, пышными усами и умным, проницательным взглядом.
– Вот, Максим Фадеевич, – примарь кашлянул в ладонь. – Принимай постояльца. Накорми, как водится, ну и… Добрый немец идет в Одессу…
Лузгин молча постоял у порога, затем пригласил не то с усмешкой, не то с радушием:
– Пойдем, господин хороший! В аккурат к ужину…
Дом Лузгина каменный, на высоком фундаменте. В просторной комнате на столе аппетитно парит большой чугун молодой картошки и полкаравая хлеба.
За стол сели вчетвером: их двое, старая Лузгина и Мария – красивая молодая женщина с золотисто-бронзовой косой, уложенной короной вокруг головы.
«Королева!» – подумал о ней Николай.
Из скупого разговора за столом он понял, что Мария – невестка Максима Фадеевича, она назвала себя солдаткой.
За ужином Лузгин задавал Николаю обстоятельные вопросы и, помолчав, словно бы подвел итог:
– Стало быть, из армии ты убег?
– У меня с Советами свои счеты… – неопределенно сказал Николай.
– Стало быть, обижен ты крепко на Советскую власть?
– Обижен. Крепко обижен, – согласился Николай и поднялся из-за стола.
Мария быстро взглянула на него и отвернулась. Лузгин взял с сундука подушку, серое шинельного сукна одеяло и сказал:
– Ну что ж, господин «добрый немец», пойдем на сеновал.
На сеновал вела узкая деревянная лестница прямо из коровника.
Николай уже засыпал, когда внизу, в коровнике, загремели ведрами. Он увидел Марию: подоткнув подол, она взглянула наверх, подумала и решительно полезла на сеновал.
Слыша ее тяжелые шаги на лестнице, Николай с досадой думал:
«Жадная до жизни баба! А я ее – в королевы!»
Мария поднялась на сеновал, остановилась над ним молча, тяжело дыша.
– Стало быть, из армии ты убег? – повторила она вопрос свекра. Голос у нее был низкий, грудной. – Ты убег, а за тебя, сволочь такую, мой Василь бьется! – Женщина сказала это с такой уничтожающей силой, что Николаю стало не по себе.
Утром, чуть свет, он ушел, даже не поблагодарив за ночлег и ужин.
Николай шел весь день. По пути дважды проверяли документы, но ни маршбефель, ни госпитальная справка подозрений не вызвали. В одном из сел удалось купить кринку молока, ломоть хлеба, и он основательно подкрепился. Поблизости от Поповки на мосту через лиман стоял румынский пикет. Караульные драли с живого и мертвого. Николай подсчитал свои ресурсы – оставалось двадцать семь марок. Не густо.
Он подошел к мосту и остолбенел от удивления: прислонив карабин к будке, солдат играл на скрипке. Рыжая, облезлая скрипчонка в его руках издавала пронзительные звуки, то быстрые, плясовые, то протяжные, заунывные…
Словно заслушавшись,
