следующее мгновение она уже сидела на лавочке, повернувшись всем телом в сторону отца Михаила, и продолжала говорить. Только тон ее был уже совершенно другим. Она говорила тихо и медленно, но с каким-то внутренним напором, словно пыталась опять в чем-то его, отца Михаила, убедить.
– Но она же сестра. Она же родная сестра. Какой бы она ни была, какой бы ни была я, мы же сестры. Нам же еще родителей вместе хоронить.
Лишь только быстрый взгляд отца Михаила в сторону девушки выдал его неприятие в отношении последней произнесенной ею фразы, но он промолчал.
– Ну не любишь ты меня, – продолжала сбивчиво говорить девушка, – хорошо, но зачем так-то, а? Неужели она не понимала, что после такого предательства дальше только конец? Что мы станем врагами? Да после такого… Если бы на ее месте был бы другой человек, то я бы ему в спину плюнула бы, я бы… я бы при виде его на другую сторону улицы бы переходила, всячески демонстрируя свое презрение. Неужели, ну неужели ей было все равно, что мы можем полностью прекратить общение? Навсегда.
Священник молчал и по-прежнему сосредоточенно смотрел прямо перед собой.
– Я ничего не стала выяснять и на следующий день. Сделала вид, что все нормально. Мы провели в Праге еще один день. На следующий день мы отправились домой с заездом в Дрезден. Ну, что я могу сказать… красивые города, красивая архитектура…, но все впечатление было испорчено моим настроением, а настроение было поганеньким. Я все пялилась на сестру, пытаясь понять, неужели ей все равно. А она аккуратно избегала меня. Держалась на расстоянии и вообще старалась избегать любого общения со мной. Вот так вот резко изменилось поведение моей сестры. Да и мужа ее тоже. Значит, где-то внутри они понимали, что это несправедливо. После последней заправки машины, которой должно было уже хватить до самого дома, мы подбили окончательные итоги по деньгам. Я оплатила треть дороги. Спокойно. Старалась даже виду не подавать, что что-то не так. Но как же мне тогда было тяжело внутри. Мы вернулись домой. Я долгое время не хотела даже просто приближаться к сестре. Видеть ее не хотела. Но мы же родные, у родителей пересекаемся. К тому же мы с ней работаем вместе. А знаете, Батюшка, знаете? Я простила ее! Да! Я и это оправдала, ну, что муж заставил, что муж периодически в запоях, со здоровьем проблемы, денег не хватает, телефон круче, чем у меня, повышение на работе, машину новую купила, луна полная, дорога дальняя, звезд на небе много. К тому же она была беременна на момент поездки. Сами понимаете, нельзя на беременных злиться. Не положено. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы простить ее. Точнее, я просто схватила свою душу, сжала ее и приказала игнорировать эту поездку. Ныне и присно, и вовеки веков, – кисло пошутила девушка. – Запретила наполняться злом в сторону сестры и ее семьи. Иначе я бы начала ее ненавидеть. Понимаете? А ненависть – это мерзкая, пожирающая душу изнутри, черная штука, которая в какой-то момент начинает диктовать тебе как жить, как вести себя. Я хотела сохранить себя, я не хотела впускать ненависть в свою душу. Поэтому и простила.
